"Книги подобны вампирам. Они лежат на пустых пыльных полках и только и ждут одного лишь момента... когда вы возьмёте их в руки, и они всосутся вам в душу." (с) Мишель Турнье, "Полёт вампира"
Никогда не думала, что начну писать фик о новом поколении. Идеи, конечно, были, но столь незначительные, что мне не виделось шанса развить их в полноценную идею. Однако ж, вот. Я почти закончила первую главу фика, который грозится стать частью цикла. Я придумала целую хронологию того, кто и когда был рождён, вторые имена, кто попал на какой факультет, и кто из тех, о чьём будущем Роулинг не распространялась, завёл какую семью. Кроме того, большой челлендж в написании фика new-gen составляют характеры персонажей: я повидала их столько, что сложно сказать, какой из них кажется устоявшимся для фэндома. Не могу не порекомендовать некоторые из них, но вы вполне вольны пропустить этот никому не нужный список)) Список рекомендаций:
Самое важное, автор: Fуфайка Язык: только русский Полагаю, это Библия русскоязычного фэндома, когда дело доходит до фиках о новом поколении. Потому что он прекрасен, и он был одним из первых)
The Name Boys (Имя для мальчишки), автор: a_cavall Язык: английский, но есть и на русском! Саммари: Ал и Скорпиус обречены всю жизнь мучаться с жуткими, жуткими именами. Хотя иногда им кажется, что не все так плохо... PG-13, Альбус/Скорпиус
Laws of the Medes and Persians, автор: Lesta-X Язык: только русский Саммари: Вряд ли разум и сердце Теодора Люпина можно назвать добрыми, светлыми и милосердными; зато добиться своего он сможет в любом случае. Довольно драматичный фик о Тедди, но очень впечатляет, как мне показалось. R, Тед/Скорпиус
Манок на светлячка, автор: L.Brazy Язык: только русский Единственный фик с кросс-поколением, который я здесь рекомендую, потому что остальные из тех, что я читала – все как один на английском. R, Гарри/Скорпиус
By the Book, автор: sarcasticpixie Язык: только английский Саммари: Скорпиусу Малфою было 13 лет, когда его родители развелись. Он всегда знал, что это произойдёт, но не подозревал, что это будет так громко! (PG-13, Альбус/Скорпиус) Я не одобряю авторской маггловости: зачем салфетки, когда есть Очищающие чары? зачем батарея, когда есть Согревающие чары? и т.д. Но фик очень мир, и у автора действительно хорошее чувство юмора: – Здравствуйте, мистер Поттер! – Скорпиус помахал рукой Герою Магического Мира. – Я так понимаю, вы в списке гостей для события, которое, как надеется моя мама, станет Свадьбой Века. – Так и есть, – кивнул Гарри и нахмурился. – Хотя не представляю, почему: уж прости, Скорпиус, но до твоего первого курса я был уверен, что твоя мать – Панси Паркинсон.
The Road Less Traveled и сиквел Three Steps Back, автор: Scoradh Язык: только английский PG-13, Альбус/Скорпиус Этот фик прекрасен: в нём насыщенные персонажи, закрученный сюжет и чудесная магия. Он так же абсолютно каноничен и при этом столь изобретателен!
The Rules of Malfy Manor, автор: medraxellion Язык: только английский PG-13, Альбус/Скорпиус Вместо предисловия: В родовом поместье Малфоя нельзя было затрагивать несколько тем. После изумительного зрелища, когда семилетний Скорпиус Малфой спросил, почему деду так нравятся павлины, и Люциус часы напролёт рассказывал ему об их божественной красе, Драко Малфой решил, что лучше составить список на бумаге. Поэтому позже тем вечером Драко можно было увидеть в гостиной, где он заклинанием пришивал лист пергамента, чтобы все могли его увидеть, особенно Скорпиус – похоже, никак иначе он не мог это запомнить. Драко раздражённо вздохнул, обмакивая перо в чернильницу и стряхивая лишние капли, прежде чем записать: Правило Первое: Никто не смеет заговорить о павлинах, если только Люциус сам не упомянет их в разговоре. Забавное приятное чтиво)
Sins of the Fathers, автор: blamebrampton Язык: только английский, но я планирую перевести его для конкурса – я почти закончила, но экзамены отнимают много времени. PG-13, Альбус/Скорпиус Это расширение замечательного списка: 20 фактов из жизни Скорпиуса Малфоя в очень милый фик. Но гораздо лучше, я считаю, другой фик Snatched того же автора гораздо лучше (он не подходил под тему конкурса): В присутствии Скорпуиса Малфоя Альбус Поттер всегда вёл себя как кретин. Но последние 7 лет он это отрицает... Но теперь жизнь Джеймса Поттера в опасности, жизнь пошла под откос, и deadline, к которой им предстоит всё успеть, никогда не была столь опасной.
A Wizard's Guide to Pocket Dwelling, автор: hollycomb Язык: только английский NC-17, Альбус/Скорпиус За что мне понравился этот фик, так за то, что он показал мне именно такой постэпиложный мир, который я хотела увидеть и написать: не счастливая сказочка, пушистая, как зайчик, но с проблемами, с трещинами, настоящий послевоенный период. У всех проблемы, на всех – след войны, хотя не беспокойтесь: это не ангст, не дарк, не безнадёга.
Есть ещё море английских фиков, но я не хочу вас утомлять)
Несмотря на огромное количество PG-13 Альбус/Скорпиус, который я отрекомендовала, он не о слэше, хотя об Альбусе. Как я поняла, это не типичный для фиков Альбус, но объяснять свою идею я сразу не хочу: сначала покажу тут несколько кусков из грядущего фика. О пейринге тоже не хочу распространяться: к идее такой пары надо привыкнуть. Могу сказать, что основная идея этого фика пришла, когда мы с другом-фикрайтером обсуждали возможности пейринга Лили/Снейп, и мне в голову пришла мысль, что Гарри определённо НЕ стоило называть собственных детей: Северус, Лили и Джеймс... *драматичное "та-да-да-дам"*
Существует семь смертельных грехов. Сладострастие, гнев, лень, обжорство, зависть, жадность… Но самый страшный из всех – гордыня. Потому что гордыню невозможно победить. Гордыня – болезнь всего человечества. В той или иной степени во всех нас есть щепотка тщеславия. Щепотка самолюбия. Мы бы не были людьми, если бы не любили себя превыше всего остального. Мы построили вокруг себя величественную крепость, восхваляя себя, свой ум, свои достоинства и свою природу. Однако эпоха за эпохой блестящие умы разрушили для толпы эти иллюзии человеческой царственности. Николай Коперник доказал человеку, что мы – вовсе не центр Вселенной, но точка на окраине галактики. Чарльз Дарвин доказал, что человек – не венец творения, а лишь ступень эволюция. То же животное. А Зигмунд Фрейд доказал, что мы не хозяева и собственному телу. Да и впрямь наш разум вечно играет над нами шуточки; его легко обмануть, а ещё легче разломать. Все мы – жертвы бренных страстей…
Но эти откровения не умаляют человеческой гордыни. Страстями одержимы все от мала до велика, и мы не способны объяснить их природу тем, кто их ещё не ведал, ровно как невозможно объяснить ребёнку, что значит время, что значит смерть, что значат деньги… Но ради этих мимолётных чувств, которые жгут язык, глаза и разум, хоть их и нельзя потрогать, понять и объять, человек готов на самые большие, самые разрушительные глупости. Одни готовы рискнуть шеей ради покорения горной вершины, и никто, даже они сами, не сможет объяснить вам, зачем оно им надо. Другие готовы разрушить себя и обратиться в прах ради тщетных попыток завоевать сердце человека, который, быть может, и не желает их знать. Они готовы превратиться в покорных рабов и убить себя – не тело, но личность – принося в жертву этой любви. Кто-то так помешан на риске и выигрыше, что, доверяя шансу, теряет всё, что имел, а другой отдаст всё добровольно, жертвуя всем ради мечты, которая не может сбыться. Некоторые думают, что их шанс на счастье лежит за горами и морями, и тратят жизнь на свой «великий переход», а некоторые не находят покоя, пока не обретут власть и силу.
Я был на месте всех этих людей. Был на месте великого множества других, с другими страстями, и остаётся ещё океан тех, чьи эмоции я не разделял, а потому не смог постичь. Если есть судья, перед которым мне быть в ответе, я виноват в нарушении каждого из запретов: я бывал глуп и надменен, чванлив и нечестен, жесток и несправедлив, амбициозен и слаб... Я бы рискнул сказать, что и черти содрогнулись бы, послушав всё, чего я натворил, но… это было бы с моей стороны неумной спесью. Да только в гордости нет ума. А кем-кем, а уж гордецом я всегда был и останусь. И здесь, пожалуй, не лишнее объяснить, кто я собственно такой.
Я происхожу из величайшей семьи Британии, самой влиятельной, самой любимой и… нет, если вы решили, что я из Малфоев, вы либо страдаете антероградной амнезией, либо эмигрировали из Британии лет тридцать назад, либо давно не появлялись в свете. Моё имя Поттер, и мой отец – Герой Магического Мира, Герой-Который-Выжил, известный под десятками превозносящих его заслуги эпитетов, от Августейшего Аврора до Яростного Ягуара (по татуировке, которую отец имел по словам “Ежедневного пророка”, который не врёт только в дате выходы газеты). Но в отличие от своих детей, отец никогда не желал ничего такого для себя и был бы больше, чем счастлив, сложить с себя все эти титулы и уединиться где-нибудь. Но Британия всё время в нём нуждалась, даже по каким-то совершенным мелочам, и хотя он не согласился стать самым молодым Министром Магии, у него не хватило себялюбия, чтобы уехать из Англии. Так что, полагаю, любовь к славе у нас от матери – уж она-то наслаждается лучами славы, как звезда спорта.
А мы с Джеймсом, надо сказать, привыкли к своей доле лучшей славы с самого детства. Отец и мать очень долго тянули с потомством, и первенец был с восторгом обласкан общественностью, а репортёры были готовы глотки друг другу разодрать, чтобы снять каждый дюйм новорожденного отпрыска героя, словно вместе с фамилией он наследовал королевский чин, как минимум. Я родился спустя год, и мне бы досталось куда меньше внимания – репортёры как раз пытались узнать, какое первое слово выговорит Джеймс, когда пойдёт, когда пискнет – если бы не моё выдающееся имя. Альбус. Северус. Да ещё и Поттер. С таким триумфальным приходом в мир, меня не могли не обсуждать. Лили родилась спустя полтора года, и её встретили бурными овациями, как первую девочку, но всё же главный огонь журналистского интереса приняли на себя Джеймс и я.
С детства настолько раннего, что мы не в состоянии его припомнить, мы привыкли ко вспышкам фотокамер, незнакомцам в нашем доме, сборищам народу и всеобщему обожанию. Мама долго не могла забеременеть, так что трёх произведённых на свет прямо подряд детей носили на руках. Газеты осыпали нас непонятными вопросами с момента, как мы начали говорить, на уровне детских банальностей вроде любимого вкуса мороженого. Странные люди эти журналисты: зачем им надо было это знать – ума не приложу. Но, надо сказать, мы с Джеймсом млели… Отец, я знаю, тихо ненавидел газеты – просто его причуда, так что репортёры не так уж часто захаживали к нам: да и особняк Поттеров, бывший не так давно именьем Блэков, не выглядел в глазах гостей особенно заманчиво. Мать смирилась быстро и, хоть и скрывала от супруга, но получала от прессы удовольствие. К тому же давать интервью вскорости после замужества просто стало частью её работы.
Но если не считать того, что мы были под постоянным надзором общественности – мы росли как в раю. Уж отец об этом позаботился. Я знаю, у него самого было безрадостное детство, и нас он баловал ужасно. Он никогда ни в чём не отказывал ни нам, ни маме – он вообще не очень любит говорить «нет». У нас были дорогущие мётлы, прекрасные книги, магические и маглловские игрушки, разные звери, вдоволь сладкого – всё, что мы только могли вообразить. У нас были друзья – в основном наши же родственники. И, конечно, любящие родители, что немало важно.
Чего у нас не было – так это опасных приключений. А они нам с Джеймсом были ой как нужны, потому что мы оба хотели перещеголять отца. Что, конечно, было невыполнимо. Но наслушавшись о том, как он с одиннадцати лет боролся с Тёмными Силами, с опасными тварями и жестокими волшебниками, ты и не о таком замечтаешь… Мы играли в Гарри Поттера как и все дети в то время, хотя мне по правилу старшинства редко удавалось побыть отцом – им был Джеймс. Мне приходилось быть дядей Роном, но вскоре у меня по праву кровного родства отняли и эту роль – им стал Хьюго. Роза играла тётю Гермиону, но на эту партию я и не претендовал. Поэтому мне, к моему глубочайшему расстройству, приходилось играть злодеев. Мне это, как вы можете понять, не слишком нравилось: особенно после того, как Джеймс битый час спорил со мной о том, что раз я играю василиска, то мне нужно выколоть глаза. К счастью, вмешалась мама, и я остался просто близоруким – не слепым. В общем, нормальная избалованная детская жизнь.
А потом Джеймс пошёл в Хогвартс. Я наконец-то смог играть роль папы, но нам с Хьюго оказалось не против кого бороться, и игра нам скоро наскучила. К тому же Джеймс каждую неделю, если не чаще, писал домой о том, как в школе здорово, как все его любят, хвалят, носят на руках, разжигая во мне здоровое чувство братской ревности. Я не мог дождаться следующей осени, чтобы наконец тоже пойти в Хогвартс и показать тамошним жителям, кто из братьев Поттеров умнее и талантливее. Так что да, заносчивостью я отличался уже в те годы. И, как я и говорил, с возрастом она не прошла. Ведь гордыню победить невозможно.
P.S.: Конец моей сессии наступит завтра, и либо у меня освободиться время для фиков и ориджиналов, либо я повешусь, потому как в среду у меня самый тяжёлый экзамен: защита реферата по всемирной истории со знанием всего курса, который он читал... Сегодня последний зачёт: социология, к которой я ещё даже не начала готовиться... Уверена, что всё обойдётся, как и всегда) Пока что я отличник)
Итак, Глобус вручён. Существует миф, что эта награда может предсказать награды Оскара. Это НЕ так. Просто статистически. Даже если подсчитывать процент совпадения за последние 10 лет: процент болтается около невысокой цифры 30, грозясь уплыть ещё ниже. Кроме того, это невозможно просто физически. Знаете, сколько человек решают судьбу Оскара? Сколько человек голосуют? Отчего-то все, у кого я спрашиваю, называют какие-то десятки: двадцать, тридцать человек. Дорогие -- их 6,000. Как и в Гильдии сценаристов, и в Британской Академии -- их тысячи. В Золотом Глобусе их 86 -- да это клуб просто. Очень хорошо пропиаренный, раз это такая престижная премия. В этом году, уверена, 80% присуждения будет далека от истины.
Начнём с мелкого, с чего начинался вчера вечер: -- лучшим актёром в драме-телесериале стал Майкл Холл из "Декстера" -- я, конечно, болела не за него, а за "Хью Лори", но вид Майкл Холла заставил моё сердце растаять: человек только недавно победил рак, и не снимал головного убора, чтобы не были видны следы химиотерапии на голове.... ** -- очень разочарована победой мультфильма "Вверх" -- он, конечно, мил и очарователен (особенно не в нашем галимом дубляже) -- но речь всё-таки идёт о призе за анимацию, а тут анимация, какая у Пиксара была последние лет 6~7. "Коралина" и "Бесподобный мистер Фокс" заслуживают победы гораздо больше -- я всё ещё не теряю надежды по поводу "Коралины", но думаю здесь Оскар повторит Глобус -- ОЧЕНЬ разочарована победой сценария -- им стал "Мне бы в небо". Я слышала, что там хороший сценарий и всё-такое, и смотря фильм я видела хороший сценарий, но... но "Ублюдки"-то?! Впрочем, Гильдия Сценаристов недавно отличилась, номинировав на лучший оригинальный сценарий "Аватар", а Тарантино продинамив... Я всё ещё думаю, что Оскар за оригинальный сценарий должен получить Тарантино, а за адаптированный может получать Рейтман и "Мне бы в небо", так уж и быть -- лучшей комедией стал "Мальчишник в Вегасе" -- как я и предсказывала, что приятно) угадать это) хотя номинация оставляет меня равнодушной -- лучшим актёром второго плана становится -- да! это Кристоф Вальц, за роль полковника Ланда из "Б.У." -- счастлива неимоверно!))) он был прекрасен))) лучшим актёром в жанре мюзикл/комедия стал Роберт Дауни мл. за "Шерлока Холмса", что странно -- думала возьмёт актёр из "Серьёзного человека" братьев Коэн. лучшим актёром драмы стал Джефф Бриджес за "Сумасшедшее сердце" -- я его так и не посмотрела, видно теперь придётся -- в гонке за Оскар он явно лидирует -- лучшей актрисой в жанре мюзикл/комедия стала Мэрил Стрип -- у нас её дублировали очень плохо, но она была прекрасна))) ** лучше актрисой в жанре драмы стала Сандра Баллок за "Невидимую сторону" -- когда я смотрела и рецензировала тут это кино, даже не ожидала такого успеха) очень рада) -- лучшим режиссёром и лучшим фильмом стали Джеймс Кэмерон и его "Аватар".... тут даже не знаю, радоваться или нет. Я всё боялась Кэтрин Бигелоу с её политически корректным "Повелителем бури", но я думала, что шансы есть у "Мне бы в небо", что шансы есть у "Бесславных ублюдков" -- оказалось, шансов нет. я бы ещё поспорила с лучшим режиссёром, но лучший фильм года бесспорно Аватар, так это размах, это действительно то, что все обсуждали, это продюсерская премия -- а спродюсировано тут на славу.
В общем, теперь осталось ждать начала февраля, когда объявят номинантов, а потом и 7е марта, когда будут вручать Оскар.
Помимо этого события в моей жизни, я почти закрыла сессию -- мне осталось 2 экзамена завтра и 22го, и зачёт 26го. Пока я отличник, чему безусловно рада: дни с 5ю экзаменами подряд с 12го по 16е были невыносимы... В метафоре заголовка именно они -- чума)
Так же начала писать свой фик о новом поколении, почти закончила тут первую главу, но про это в следующий раз: не хочу всё в один пост валить.
10дневные каникулы подошли к концу, у меня начались экзамены, и падлючая администрация ставит нам их 4 подряд: сегодня, завтра, 14го и 15го. Готовиться неохота: тем более 17го января вручают Золотой глобус! -- что утешает меня в преддверии Оскара. "Мне бы в небо" и "Повелители бури" -- две серьёзные драмы, и вторую я даже побаиваюсь, как бы она не отхватал себе много чего в ущерб моим любимцам. За лучший фильм и лучшего режиссера борются, как основные "Аватар" и "Бесславные ублюдки" -- не знаю, за что болею больше. Наверное, всё-таки за ублюдков -- это замечательное кино. Нельзя забывать и про Клинта Иствуда с его драмой "Инвиктус" -- насколько я была равнодушна к нему как к актёру, настолько я уважаю его как режиссёра. "Малышка на миллион", "Подмена", "Мосты округа Мэдисон"... и вот, ещё одна классная драма (номинации на л. реж., на л. актера -- Морган Фриман, на л. актера второго плана -- Мэтт Деймон. Из номинаций мне также показались приятными "Образование" (переведённый у нас как "Воспитание чувств") -- о борьбе разума и сердца. Эдакое смешение мадам Бовари, Лолиты... много чего, что отдаёт классикой, но в обёртке из ретро. Также, спешу заметить, "Последняя станция" -- о последних днях жизни Льва Толстого (его играет номинированный Кристофер Пламмер, а его супругу -- Хеллен Миррен, тоже номин.) Самую болезненную номинацию для меня составляет Лучшая мужская роль второго плана в драме: да, я люблю Мэтта Дэймона, та Кристофер Пламмер хоршо сыграл, да Стэнли Туччи -- гениальный актёр и "Милые кости" мне очень понравились. Но если Глобус не отдадут Кристофу Вальцу за роль полковника Ланда в "Ублюдках", я их всех перестреляю. Из мультиков я болею за "Коралину", из иностранного кино -- за "Пророка", из номинация в жанре мюзикл/комедия сердце моё принадлежит мюзиклу "Девять" и драме-комедии "Джули и Джулия". Утром 18го посмотрим, сбудутся ли мои ожидания.
Кроме того, я поставила себе задачу прочесть 100 книг за грядущий год. Пока прочла 3: "City of Bones", "City of Ashes" и "City of Glass" -- трилогию Кассандры Клэр "Смертные орудия". Если вы не знаете Кассандру Клэр -- вы не фэн фан-фиков, потому что это ИМЯ! Она написала до этого "Трилогию Драко" (Draco Dormiens) и "Тайные дневники братства Кольца" -- а теперь публикуется. Я надеюсь пойти её дорогой: пока пишу фики, но одновременно работаю и на отдельным произведением.
К слову о фиках, "Сквозь тусклое стекло" был удалён с ХогвартсНэта во время перестановки сервера вместе с доброй половиной фиков, загруженных туда в декабре, так что охота продолжать перевод у меня пока пропала: к тому же его нужно жёстко править. Думаю, продолжу, когда кончатся экзамены. Но зато -- -- мерри-дансер прочла мою "Арлекинаду" и (омг!омг!омг!) я счастливый обладатель ЧЕТЫРЁХ снитчей!!! Кроме того я начала писать фик о новом поколении -- "Цветы на чердаке", который, я надеюсь, скоро тут появится: я почти закончила первую главу.
Вот и все новости, всех с прошедшим Новым Годом, с наступающим Старым Новым Годом, с днём российской прессы (он завтра ^...^ и судя по диплому это мой профессиональный день), с днём прокуратуры (он сегодня оО), и со всеми прочими праздниками, которые бессмысленно перечислять, потому как они вряд ли вас волнуют)
РецензияИз того, что я слышу, люди сейчас разделились на тех, кто любит этот фильм безраздельно, и на тех, кто уважает его, бесспорно, но видит в нём недостатки. Я отношусь к первому типу. Я была на нём в премьерный же день -- сразу после зачётов в институте -- и до сих пор не могу прекратить думать о нём. Но и слова подобрать, чтобы описать "Аватар" необычайно сложно. Потому что этот фильм в первую очередь чувственный. Это экстаз, вознесение в рай на 2 часа 45 минут. Рай для глаз, рай для ума, рай для сердца... На ум приходит параллель с самим фильмом: волосы, которые вы думаете, что видите у них, на самом деле являются нервными окончаниями, "растущими наружу", с помощью которых На'ви могут соединиться с окружающим миром. И сам фильм -- именно такой. Ты будто бы соединяешься с ним голым нервом. Но бьёт это не саспенсом, не залихватским сюжетом, а простотой, красотой и сияющей душой. Нет, фильм напоминает нам, что люди не так сложны, как кажутся -- просто любят усложнять, любят укрыться за сложными постулатами. В простоте не минус. В простоте -- своя красота. Так же проста зеркальная гладь озера. Что отличает её от пласта металла, от стекла? Но насколько обыденно второе, и насколько изумительно озеро!.. В нём чудо. "Аватар" -- именно такое кино.
Рай для глаз. Все знают, что графика "Аватара" -- техническая революция. До Кэмерона ничего такого не существовало. До Кэмерона такая графика использовалась только для того, чтобы создавать взрывы и аналогичный спецэффекты, а что-то "настоящее" вроде ремня создать очень сложно. А тут -- человеческое лицо со 100 000ю выражений лица. Никто не мог создать из так, чтобы они смотрелись достоверно. И тут... Ты смотришь на На'ви и в случае самих аватаров хотя бы понимаешь, что их люди играли, потому что похожи на актёров, но смотря на На'ви ты забываешь, что Пандоры нет. Ты веришь, какими-то фибрами ты веришь, что это реально. Что это не компьютер, но реальный мир, реальные существа, реальные события. Но одновременно ты ни на секунду не можешь забыть, что это НЕреально, потому что Пандора -- идеальный мир, воплощение чуда и рая для любого человека, который смотрит на неё. А 3D просто выносит картинку на совершенно иной уровень восприятия: это А. не постоянная графика, снятая ради себя самой, но эффект, которым Кэмерон подчёркивает достоинства своего детища, и Б. взрослое рациональное использование этого эффекта -- не ради баловства, не для игрищ, а по серьёзному. Фильм от этого не становится менее серьёзным.
Рай для ума. "Аватар" -- это настоящая фантастика. В классическом своём проявлении. Во многой нынешней попсе не увидишь ни достаточно разумного сюжета, ни достойных спецэффектов, которые смазываются в моменты битв, к примеру, да и просто иногда смазываются. Здесь выверен каждый кадр, каждый падающий вертолёт в сцене битвы имеет своё значение, нет ни единой неточности -- всё разоркестровано гением. Ещё бы -- ведь он начал создавать сюжет *так* давно! И это незабываемо, ни с чем не сравнимо: эта мифология, эта география, эти глубокие персонажи... Не удивительно, что идёт речь об одном или двух возможных сиквелах -- нам показали лишь песчинку, а сколько всего ещё могут показать!
Рай для сердца. Кэмерон всегда умел коснуться людских душ, и даже в самой очевидно его фантастике -- "Терминаторе" -- бьётся сердце. А "Титаник" недаром стал культовым фильмом и невероятным успехом: эмоции, показанные в нём, объединили (и продолжают объединять!) людей во всём мире своей универсальностью. Все любят, все теряют, все умирают, все боятся. "Титаник" был создан вне времени. "Аватар" -- такой же. В нём наравне с сюжетом и зрелищем поётся простая истина любви: я вижу тебя, какой бы ты ни был, в каком бы ты ни был теле; я вижу в тебя, в твою душу, вижу через тебя, и я люблю. Люблю то, какой ты. У меня к глазам слёзы подступили, когда Нэйтири поднимает крошечное в её руках человеческое тело Джейка ближе к концу и говорит ему: "Мой Джейк". Потому что оболочка совершенно неважна! Эмоции в этом фильме дотрагиваются лишь до чистейших струн, заставляя их звучать так, как раньше ещё ничего не пело. "Автара" заставляет сердце трепетать, он расширяет тебя, объединяя со всей аудитторией, как На'ви на экране объединяются между собой в единое сознание. "Аватар" -- волшебство, гимн красоте, гимн любви к миру, любви к природе, любви друг у другу, гимн жизни, гимн свободы, гимн чуда, запредельных грёз. Равного ему долго не будет, возможно никогда... Он не идеален, нет. Но он замечатлен! Для меня он богоподобен, но на богов нельзя долго смотреть -- они ослепляют. И "Аватар" не станет любимым моим фильмом, но он уникален. Он прекрасен. Он -- та сила кинематографа, о которой сейчас забывают, но которая вызывает такой культурный феномен, что о фильме говорили годами до его выхода и будут говорить долго после него, что фильм заставлял любить себя ещё до того, как он появился на экранах. Он -- как наркотик. Заставляет возвращаться, возвращаться, возвращаться...
Люпин не просил Поттера держать сказанное им в секрете, но он не собирался ни с кем этим делиться. Люпин говорил с таким чувством, как будто долгое время никому не исповедовался, и Поттеру не казалось правильным этим злоупотреблять. Кроме того, ему ещё оставалось претворить в жизнь План Уизли. Его подташнивало при мысли о всём великом множестве вещей, которые могли пойти не так и стоить ему отношений со Снейпом. Потому что больше всяких наказаний, которые тот мог ему вменить, он боялся потерять его покровительство. Несколько раз он уже собирался поджать хвост, но всегда замечал там или тут Колина Криви. Квартус и Квинтус были правы – мальчишка был образчиком плаксы – но почему-то это лишь придавало ему решимости спасти его от Чалфонта. Правила Снейпа о том, чтобы не привлекать внимание к их отношениям – если у них были отношения – означали, что соблазнить его в комнате, полной других мальчишек, представлялось любопытной перспективой, но Поттер на это рассчитывал. Они начали изучать зелья, используемые для сокрытий и маскировки, первым из которых было Камуфляжное Масло. Снейп объяснил его смысл – позволить носителю слиться с фоном по цвету, хотя и не по форме. Это не было настоящее зелье невидимости, обладание знанием которого было под запретом для всех, кроме самого Тёмного Лорда. Затем он заставил рецепт появиться на доске – никакого пачкающего мела с профессором Снейпом – и позволил им начать. Поттер изучил состав: квасцы, свиной жир, щёлок, кровь и кость хамелеона, кишки попугая… фу… раздавленная высушенная неоновая рыбка. Он вздохнул. Неудивительно, что он терпеть не мог Зельеварение: вся это вонь и кровь. Он снова перечёл рецепт и приступил. В скором времени он сумел обратить внимание Снейпа на себя, и увидел, что Уизли Секстус пытается встретиться с ним взглядом. Он проигнорировал его. Они не смели заговорить друг с другом – не на уроке. Снейп навис над ним, достаточно близко, чтобы Поттер почувствовал слегка резкий запах цитруса на нём, оставшийся от чего-то, чем он пользовался в ванной. Он поёжился. Нужно было всё сделать правильно. – Вы идиот, Поттер? – спросил Снейп. Он поднял на него глаза, но не ответил. До его уха донеслось, как захихикал в противоположном конце Малфой. – Я сказал подождать, прежде чем добавить кость хамелеона, – продолжил Снейп. – Вам придётся нейтрализовать её щёлочью и попробовать снова. – Да, сэр, – он увидел подозрительный взгляд Снейпа, которым тот его одарил, прежде чем отвернуться и зашагать к Малфою, чтобы похвалить его работу. Нет, подумал он, не так быстро. – Ты что творишь? – прошипел Уизли, как только Снейп отвернулся. – Доверься мне, – прошипел Поттер в ответ, – и заткнись. Уизли кивнул. – И не считайте меня глухим, – произнёс Снейп, не оборачиваясь. Поттер спокойно продолжал со своим зельем до последней четверти часа. Тогда он добавил кишки попугая с опозданием в две минуты и пересыпал неоновой рыбки. В результате то, что протестировали на Лонгботтоме – вечном подопытном кролике Снейпа, – лишь намочило его мантию и провоняло. Поттер мысленно ухмыльнулся. – Поттер, – сказал Снейп. – Задержитесь. Идеально. Как только они остались наедине, Снейп сказал: – Иди и подожди меня. Ещё лучше! Он вышел и закрыл за собой дверь. Быстро посмотрев по сторонам коридора, он знаком подозвал Квинтуса и Квартуса и открыл дверь в покои Снейпа. – Теперь, – прошептал он, – мне придётся позволить ему закрыть дверь. Пароль, чтобы выбраться – Defensa decina nox. Не забудьте. Не шевелитесь, пока мы не уйдём в спальню. Быстро спрячьтесь, и чтобы ни звука. Квартус и Квинтус кивнули и исчезли в подсобке. Поттер разделся и аккуратно всё сложил. Затем он сходил в ванную комнату, отлил и вернулся в спальню, где забрался в постель. Вскоре пришёл и Снейп и закрыл за собой дверь. Он встал возле кровати, глядя вниз на Поттера и вздохнул. – Мой самый раздражающий ученик. – Проклятье моей жизни, – весело отозвался Поттер. Снейпа это слегка позабавило: – Я или Зелья? – И то, и то. Снейп сел на край кровати. Сняв с Поттера очки он положил их на прикроватную тумбу. Затем, расстегнув собственную мантию, он стянул её через голову. Поттер приподнялся и начал целовать его спину и плечи, продолжая, пока Снейп снимал своё бельё, носки, обувь. Наконец, Снейп повернулся к Поттеру лицом, и тот приник к его губам. – Нетерпеливый, – произнёс Снейп, когда сумел отстраниться. – Нормальный подросток считал бы это наказанием. – Почему это? – сказал Поттер. – Я тебя хочу. Хочу сейчас. – Ещё и требовательный. Поттер снова поцеловал Снейпа, с наслаждением проскальзывая языком в его рот. Он ужасно нервничал, когда сделал это в первый раз, но Снейп был по-своему доволен. Он слега надавил на Снейпа, который послушно растянулся на кровати, но когда оба они уже лежали – перевернулся, оказавшись сверху Поттера. Тот тихо застонал, чувствуя его тяжесть и жар, и слегка раздвинул ноги, в надежде, что Снейп поймёт его. Он понял, и Поттер почувствовал тёплую руку на своём члене и застонал громче. – О, да! Сейчас! – Что? – спросил Снейп. – Что ты хочешь? – Трахни меня! Пожалуйста! Снейп оставил его без внимания, продолжая медленно исследовать рот и член Поттера. Тот отстранился и слегка съехал вниз, пока не смог добраться до сосков. Он начал ласкать тот, до которого доставал, чувствуя, как Снейп над ним резко втянул воздух. Одновременно он опустил руку к члену Снейпа, теперь уже эрегированному и жаждущему. Снейп перекатился на спину, позволяя Поттеру ласкать и второй сосок, после чего тот поцеловал его грудь, его живот и взял в рот его член. Снейп вскрикнул, но если и были сказаны какие-то слова, Поттер его не слышал – ему было не до того. Он старался вобрать член как можно глубже, наслаждаясь ощущением власти от того, что этот орган Снейпа был у него во рту, знанием того, что он мог бы сделать, если бы захотел. Вскорости Снейп потянул его за плечо, что означало остановиться. С последним лижущим движением Поттер поднял голову и поцелуями добрался вверх по телу Снейпа, ненадолго возвращаясь к его соскам, затем к губам. – Как? – спросил Поттер. – На коленях, – Снейп снова поцеловал его, долго наслаждаясь этим, а затем потянулся к столу. – Готов? Поттер кивнул, вставая на руки и колени. Он почувствовал, как Снейп ввёл два пальца в него, достигая той точки внутри. – Да! Ещё! – выкрикнул он. – Хочу тебя. Сейчас! Пожалуйста. Снейп заставил его подождать ещё немного, а затем Гарри почувствовал, как Снейп извлёк пальцы, заменяя гораздо более желанной толщиной своего члена. С… ним… внутри, он чувствовал себя, как будто горел. Он выкрикнул от удовольствия и толкнулся назад, пытаясь вместить в себя больше. Снейп несколько раз толкнулся в него на пробу, а затем резко задал быстрый ритм, от которого Поттер застонал, и чуть нагнулся, чтобы касаться той точки… каждый раз. Он чувствовал, что его собственный член истекает, упираясь в его живот, так он был возбуждён. Он хотел прикоснуться к нему, но слишком хорошо знал вкусы Снейпа. Лишь когда ему казалось, что он потеряет сознание, если не коснётся себя, хотя бы раз, Снейп начал ласкать его в такт толчкам. Ощущение было настолько совершенным, что Поттер закричал, почти завопил, и кончил. Оргазм накатил откуда-то из мозга или позвоночника. Онемев, Поттер почувствовал, как Снейп взял его бёдра, удерживая на месте, пока не излился в него. Только после этого он смог рухнуть на постель. После очень долгого времени Снейп произнёс: – У тебя разве нет занятий по квиддичу сегодня? Поттер взглянул на часы и застонал: – Ага. Два часа на метле после такого траха. – Зачем тогда раздражать меня в классе, если ты знаешь, что этим всё и закончится? Поттер посмотрела на него. – Потому что я знаю, что всё этим закончится, – и это было правдой. – Придётся мне научиться получше контролировать свою раздражительность, если мои указания так игнорируют. – Я найду другой способ. – Можно просто попросить. – Где в этом азарт? – Действительно, – Снейп наклонился и поцеловал его. – У тебя как раз есть время перекусить и успеть на квиддич. Иди. – А что ты будешь делать? – Читать. Как будто на что-то ещё сил хватит.
~***~
Ему не удалось поговорить с Квинтусом и Квартусом во время практики, но он заметил, что они идут к нему после неё, и задержался. Квинтус произнёс: – Ты всегда такой громкий? Перси никогда об этом не упоминал. – Ваш брат был не настолько хорош. Уж простите. – И что это было за “трахни меня, трахни меня сильнее”? – Будете перемывать мне – или ему – косточки, и захотите, чтобы мама вас обратно родила, – Поттер остановился и взглянул Квинтусу прямо в глаза. Тот побледнел. – Понятно. Извини. – Вы достали всё, что хотели? – Да. – И никаких следов, что вы там были? – Нет. – Тогда я разберусь с Чалфонтом и Барнсом, – Поттер ушёл. Он не мог объяснить, почему так разозлился – не то, чтобы он не знал, что говорили про него или Снейпа. Он остановился и обернулся. Близнецы всё ещё стояли там, и у Квинтуса была странное выражение лица. Как будто он откусил от яблоко и обнаружил там полчервяка.
~***~
Криви был до жалкого благодарен, что радовало и раздражало Поттера одновременно. Он как можно скорее улизнул с Уизли Секстусом. – Сработало? – спросил Уизли. – Да вроде. Понятное дело, я ещё не в курсе, заметил ли пропажу Снейп. – Фред и Джордж сказали, что тебе очень нравилось. – Вот как? Надеюсь, только тебе, или я… – Ты же не тронешь моих братьев? Поттер шаркнул ногой по стене во дворе. – Наверное нет. Хотя если Снейп узнает и от меня избавится – ничего не обещаю. – Но ты не думаешь, что узнает? – Не думаю. Да если и избавится, не думаю, что он возьмёт тебя. Выражение лица Уизли было такой абсурдной смесью облегчения и оскорбления, что Поттер рассмеялся.
~***~
Поттер уже начал расслабляться, но однажды вечером придя в кабинет Снейпа обнаружил, что тот внимательно пересчитывает все сосуды с ингредиентами. Поттер сел в свой обычный угол и стал делать задание. Он уже заставал Снейпа в таком настроении. Он уже погрузился в задание профессора МакГонагалла о трансфигурации воды, когда Снейп спросил: – Ты что-то брал из этого шкафчика. – Нет, – отозвался Поттер. Он ответил, даже не подумав, но это в целом была правдой. – Хм. – А что? – У меня был отрез Мерлиновой Бороды. Он исчез. – Он важный? – Поттер не стал переспрашивать, уверен ли Снейп. Он знал, что тот был прекрасно осведомлён, что хранится в каждом из его шкафов как в кабинете, так и в лаборатории. – Да, – ответил Снейп. – Мерлинова Борода – растение с мощным магическим потенциалом, используемое целителями. Если человек умирает, даже крошка этого серебра снова запустит сердце. Но, одновременно, если дать его здоровому человеку, сердце остановится. Оно легче воздуха и распылится, если открыть колбу. Убивает за секунду. – Ясно, – сказал Поттер. Вернувшись к работе, он продолжал чувствовать взгляд Снейпа на себе.
~***~
Он поспешил к тайнику Уизли в старом кабинете Предсказаний, как только выдалась возможность. Они были там с Криви и Уизли Секстусом. Он подтянулся и закрыл за собой дверь в полу. – Привет, Поттер, – сказал Квинтус. – Где он? – спросил Поттер. – Тот лишний ингредиент, который вы взяли. – О чём ты? – Хочешь, чтобы я заставил тебя спрыгнуть с Астрономической башни? – Поттер достал палочку. Они встретились взглядами. – Он узнал, значит? – Конечно! Как можно было так ступить, чтобы взять целую склянку? – Не могли крышку отвинтить. Всё ещё не можем. – Поблагодарите звёзды за это. – А что там? – спросил Уизли Секстутс. – Достаточно яда, чтобы все в этой школе померли, а так ничего особенного. И вы были бы первыми, идиоты. Чтоб я ещё раз кого-то пустил в кладовку Снейпа. Что вы ещё могли спереть? Всё это там хранится, потому что это чертовски опасно! Я думал вы понимаете. И что бы вы ни собирались делать, лучше не надо. – Поттер! – одёрнул его Секстус. – Ты звучишь, как чей-то папаша. Снейп тебя до ручки довёл. – Отдайте назад. Я позабочусь, чтобы она вернулась в целости и сохранности. – Ладно, – Квинтус передал ему склянку. – Но по-моему Рон прав. Снейп что-то сделал с твоей башкой. Поттер убрал колбу себе в карман. – А тебе не опасно самому возвращать её? – спросил Криви – Он уже догадался, что я как-то к этому причастен. Когда она вернётся, он поймёт, что это я, но оставить её я не могу. – Что ты собираешься делать? – Лучше не буду говорить. Рон? – он посмотрел на своего друга. Уизли Секстус неловко поёжился. – Я тут останусь. Поттер кивнул, открыл люк и спустился по верёвке. Как только его не могло быть слышно, он со всей силы пнул стену, чтобы выместить злость. Один из камней выпал и ударил его по ноге. – Твою мать! – заорал он, скача на другой. – Что-то случилось? – это был мистер Люпин. Выглядел он лишь слега удивлённым. – Нет. – Стена чем-то тебя оскорбила? – Нет, – Поттер вздохнул. – Пойдём, выпьем чаю, – Люпин подождал. – Тебе не нужно мне ничего рассказывать – я просто подумал, что горячий напиток может помочь. – Спасибо, – Поттер пошёл за ним от одного коридора, сквозь несколько изгибов и поворотов, к другому коридору. Поттер был уверен, что раньше здесь никогда не бывал. – Не думаю, что Сириус сейчас тут, но никогда не могу быть точно уверенным. Нет, его нет. Входи. Покои были большими и удобно обставленными. Поттер слегка ошалел – ничего подобного он раньше не видел. По сравнению с этими покои Снейпа были примером аскетизма. Люпин должно быть заметил его изумление, так как произнёс: – Сириус невероятно богат. – Зачем же он работает? – Тёмный Лорд ожидает этого ото всех, – сказал Люпин. – Хотя отчего-то ко “всем” не относится Люциус Малфой. Не уверен почему и не думаю, что хотел бы знать. – Это отец Драко? – Да. Прошу, присаживайся. Люпин вышел и Поттер снова огляделся. Комната была красивой, с дивными гобеленами и толстыми коврами, мебель в ней была тёмной,сверкающей от полировки и мягко обитой. Повсюду стопками лежали книги, всех размеров, форм и жанров. Было тепло, но не чересчур. Поттер откинулся и закрыл глаза, чувствуя, что обида от ссоры с Уизли утихает. Люпин вернулся, неся поднос с чаем и маленькими пирожными. Поттер снова выпрямился. – Английский завтрак – надеюсь, ты не против. – Конечно, – сказал Поттер, хотя не был до конца уверен, что Люпин имел в виду. – С молоком, без сахара? Верно? – Да. Поттер потягивал свой чай. Удивительно, но он почувствовал себя лучше и задумался, что было в этих пирожных. – Почему все ненавидят меня? – спросил он. – Не все. Я не ненавижу тебя. Сириус тоже – хотя трудно понять, что он вообще думает о ком бы то ни было. И… Снейп тоже. Что бы я ни думал о нём. – Но он не любит меня, – вздохнув, Поттер подумал, почему говорит это Люпину? Но было уже поздно брать слова назад. – Я думаю тебе придётся ждать очень долго – и возможно никогда не дождаться – такого признания, но полагаю, что любит. – С чего Вы взяли? – Это видно. Как он смотрит на тебя, как обращается с тобой. Как одевает тебя. У него и раньше были мальчики, но ни одного, как ты. Поттер задумался. – Почему все боятся меня? Он ожидал такого же ответа, как и первый – успокаивающего “Не все”. Но Люпин сказал: – Сложный вопрос. – Я внушаю им страх, да? – У них есть причина. Не каждый четверокурсник может накладывать Империус – чай прольёшь. Поттер выправил чашку и механически отпил из неё. – На уроке у меня не выходило. – Я бы удивился, если бы вышло. Но умение пришло, когда понадобилось, – Люпин откинулся назад. – Это очень храбро с твоей стороны – так помочь Криви. – Он всё время талдычит, как благодарен за это. Мне от этого тошно. – Он перерастёт это. – Но и он тоже боится меня. Думаю, осталось только два человека, которые не боятся меня – это Вы и Волдеморт. Люпин подавился. – Ой, простите. Я забыл, что имя Тёмного Лорда нельзя произносить. – Не знал, что ты знаешь это имя. Поттер нахмурился. – Я и сам не знал… Наверное, вычитал где-то. – Возможно. – Если все так боятся, почему Вы – нет? – Поттер поставил чашку. – Я оборотень, жаждущий смерти. Меня уже ничем не напугать. Что напоминает мне… колба у тебя с собой? Поттер удивился и вытащил её из кармана. – Позаботься, чтобы она вернулась к Снейпу. Он догадается, но не думаю, что он накажет тебя. – Почему? – Поттер снова убрал склянку. – Я бы дважды подумал, прежде чем наказывать волшебника с твоим запасом силы. Никогда не знаешь, что случится. Он об этом знает. Поттер задумался и сказал: – Лучше пусть меня накажут, чем нет. – Почему? – Тогда я буду знать свои пределы. Люпин взвесил ответ. – Понимаю твою логику, – сказал он, – но не могу согласиться. – Почему? – Уж прости, что говорю это… – Люпин умолк. Поттер поднял глаза от созерцания столика и чайника. – Да? – Это логика ребёнка. А ты не ребёнок. – Но мне только… – Я знаю твой возраст, Гарри. Но ты перестал быть ребёнком, когда наложил Империус на Барнса. И детство теперь не вернуть. Прости… – наступила напряжённая пауза. – И, ко всему прочему, твои отношения с Северусом. Так его зовут, если ты не знал – не думаю, что он нашёл время сказать тебе. Скорее всего, посчитал это глупым. – Да, он не говорил. Странное имя. – Так звали одного римского императора. – А. Продолжайте. – Ваша… то, чем вы друг для друга являетесь, – сказал Люпин. – Это ведь уже не просто преподаватель, взявший себе мальчика в постель? – Почему Вы так думаете? – Я не прав? – Нет… Чёрт, правы. – Вот видишь. Он не станет наказывать взрослого, как ребёнка. К твоему сведению, за использование Империуса взрослых надолго упекают в Азкабан, так что осторожней используй его в следующий раз. К тому же, тебе не надо привлекать внимание Тёмного Лорда. – А вдруг? – Поттер осклабился. Люпин отозвался, как будто комментарий был серьёзным: – Тёмный Лорд убил каждого мага, кто мог противостоять ему, за последние пятьдесят лет, как минимум. Ты не хочешь к ним присоединиться. – Как мой отец. – Именно. Поттер поднялся. – Спасибо за чай. – Всегда рад, Гарри.
– Твоё, я полагаю, – сказал Поттер, ставя колбу на стол Снейпа. – Благодарю. – Ты накажешь меня? – Нет, – Снейп взял колбу и убрал. – Люпин так и сказал, – Поттер последовал за ним в лабораторию. – Вот как? Что ещё он сказал? – Что твоё имя – Северус. – Я им редко пользуюсь. – Не понимаю почему – оно нормальное. И вообще, если кто-то скажет: “Я видел сегодня Северуса Снейпа,” – вряд ли ему ответят: “Которого?” Снейп взглянул на него, слегка позабавленный. – Я тоже твоё настоящее имя знаю, Гарольд Джеймс. Так ведь? – Гарри. Гарольд – глупое имя. – Не глупее Северуса. Но если ты предпочитаешь Гарри, я буду так называть тебя. Если ты собрался звать меня по имени, я имею в виду. – Как насчёт ‘Сев’? – Как насчёт попробовать последнее варево Лонгботтома и посмотреть, что с тобой станется? Поттер усмехнулся а потом внезапно обнял Снейпа за талию. – Я люблю тебя, Северус. Все остальные ненавидят меня, но ты всё такой же, – он отпустил его, поднял сумку и вышел из лаборатории.
РецензияПочему чья-то жизненная трагедия почти наверняка обеспечивает фильму успех? Видим ли мы в этом то, чем не стали, и чувствуем себя лучше? Видим ли мы притчу, историю морали об ошибках, которые не совершали и не совершим, потому что мир, показанный на экране -- почти никогда не мир, в котором мы могли оказаться. Видим ли мы ту жизнь, от которой, к счастью, отделены, словно витриной, и к которой так чудно прикоснуться? Оглядываясь на Academy Award последних... да хотя пяти лет, я вижу "Малышку на миллион", умоляющую своего тренера позволить ей умереть в больнице, добить её, как собаку. Я вижу соревновавшегося с ней "Рэя" Чарльза, его нищее детство, потерю брата, раннюю слепоту, наркотики, женщин, которым он заимел 12 детишек, борьбу с расизмом... и революцию в музыке, которую он сделал. Я вижу уничтожение террористов, убивших 11 израильских атлетов на Олимпиаде 1972 года в "Мюнхене". Я вижу революционную для киноиндустрии "Горбатую гору", завораживающую как своей неспешностью, так и одиозным финалом. Я вижу маленькую, подросшую и постаревшую Брионни Таллис, укравшую счастье своей старшей сестры и её любимого и пытающуюся найти этому поступку "Искупление". Я вижу Ханну Шмитц, несправедливо осуждённую к пожизненному сроку в тюрьме, и Майкла Берга, юношу, её любовника, её "Чтеца", который не нашёл в себе смелости открыть её тайну и жил с этим деморализующим поступком всю оставшуюся жизнь, так и не простив себя. Я вижу Кристин Коллинз, борющуюся с коррупцией Лос Анджелеса, чтобы доказать "Подмену" в деле о её пропавшем сыне... В общем, и пять лет-то слишком много, чтобы перечислить все фильмы, подпадающие под категорию, которую я назвала. Прекрасные фильмы, но фильмы трагичные.
"Невидимая сторона", которой прочат большое будущее среди грядущих премий зимы, заставляет вспомнить о том. что драма может иметь и счастливый конец. Что в жизни полно светлого, о котором можно рассказать. Семья. По-настоящему счастливая семья, в которую хочется верить -- моё слабое место, как ребёнка с разведёнными и ненавидящими друг друга родителями. Добродетель. Настоящая христианская добродетель, которая не кажется неискренней, потому что в жизни полно случаев, когда хочется помочь даже незнакомцу, особенно ребёнку. Когда это правильно. Когда ты смотришь на экран и знаешь, будь ты на месте того человека, ты сделал бы то же самое, потому что нельзя никак иначе. Упорство. Борьба за своё место в обществе. За свои мечты. За то, чтобы тебя приняли, даже если ты отличаешься. Многие люди чувствуют себя так, будто их не понимают. Каждый человек чувствует себя не понятым хотя бы раз в своей жизни. Но есть люди, которые рождены, чтобы быть непонятыми. Люди из других миров, которых с молчаливым согласием подвергают остракизму просто за то, что они другие. Класс, менталитет, раса, религия, что угодно. Смелость. Смелость и честь, о которых с детской простотой рассуждает главный герой на примере поэмы Тенесси. Смелость толпы, смелость быть толпой, растворить в ней свою индивидуальность, смелость верить в своего командира: удивительные мысли для 18летнего подростка, потому что в этом возрасте нам как раз кажется, что смелость в том, чтобы пойти против толпы. И да, в этом есть смелость, смелость, которую так часто мы находим на страницах книг, на плёнках фильма, но это не то, что нас ждёт. Единицы становятся сейчас кем-то значимым. Сотни становятся массой, обывательской массой, которая не может делать что-то за пределами того, что диктует регламент. Успех. Нет недостижимых мечтаний. Есть неуверенность в себе, есть неуверенность в людях вокруг, есть неуверенность в Боге, если вы в него верите. Но тот, "кто ищет, тот всегда найдёт", и всегда есть путь на ту вершину, к которой ты стремишься. Даже если ты стремишься всю жизнь. А дальше есть вторая вершина - та, о которой не думаешь, но возносишься на неё сам, на крыльях своего успеха, своей борьбы за тот первый пик, который ещё обозрим. Счастье. ну не раздражают ли люди, которые угрюмо бурчат вокруг нас, что жить скучно и скорей бы сдохнуть. Куда? Вы не видели и миллиардной части жизни, не поразились и триллионной его чудес. Такой менталитет эпохи надо ломать. Легко думать, что станешь неудачником. Что так и останешься прозябать там, где ты есть. Если даже беспризорный сирота может поймать свою синюю птицу, кто говорит, что нам это не под силу?
"Невидимая сторона" рассказывает о белой (и в общем-то идеальной) семье, приютившей чёрного юношу, огромного для своего возраст, да и огромного в принципе, умственно отсталого (не идиота, а отстающего в образовании от своих сверстников), наивного, не разбирающегося в жизни. И его рост сулит ему карьеру в американском футболе. В фильме, наверное, есть только 1 кадр из разряды DISTURBING, раздражителей, причиняющих беспокойства. От начала и до конца этот фильм циркулирует вокруг простого, даже примитивного счастья. И он не кажется соплевыжимательным, глупым, фантичным. Просто у него есть сердце. И я желаю этому сердцу множество наград, потому что людям неплохо напомнить, что бывает и светлая сторона вещей.
На форме ХогвартсНета никто предательски не откликнулся на мой крик о помощи "Нужна бета!", поэтому вам, кто сюда заходит, придётся терпеть продолжение, заражённое очепяточным вирусом. Старалась лечить его, как могла.
Профессор Блэк оглядел класс своим странным бледным взглядом. – Заклятья, – сказал он, – сфера деятельности палачей, следователей и самого Тёмного Лорда. Однако важно, чтобы и вы знали их, или про них, знали, как они работают и могли использовать, если Тёмный Лорд призовёт вас участвовать в Общем Деле. Поэтому я обязан обучить вас им. Поттер сглотнул, вдруг испугавшись, хотя он сам не знал чего. Профессор Блэк достал коробку, из которой вынул белую мышь. Он опустил её на стол, где та на миг замерла, чересчур одуревшая, чтобы двигаться, и направил на неё палочку, произнеся: “Круцио!” Его голос был жестоким, странным. Мышь, которая решилась побежать, снова остановилась, и её позвоночник прогнулся назад, как лук, и она тонко запищала от боли. Поттер сглотнул и почувствовал тошноту. Через какое-то время Блэк опустил палочку. Мышь рухнула, и её маленькая грудная клетка часто-часто вздымалась. – Это заклятье Круциатус. Есть добровольцы? – произнёс Блэк. Один или двое мальчишек заулыбались, но Поттер понял, что профессор не шутит. – Нет? Лонгботтом, – позвал он. Лонгботтом поднял голову, побелев. – Круцио! – сказал Блэк. Он продержал его под заклятьем лишь пару секунд, но этого было достаточно, чтобы мальчик упал в обморок. – Эннервейт! – произнёс Блэк почти со скукой. – Теперь потренируйтесь сами – на мышах, не на соседях. Поттер был уверен, что его вырвет. Да, они разрезали живых слизней на Зельеварении, но сложно сочувствовать слизняку. Тут всё было иначе. Его рука слегка дрожала, когда он поднял палочку. – Круцио! – его мышь посмотрела на него, продолжая чистить усы, ничуть не обеспокоившись. – Круцио! – повторил он, громче. Мышь быстро побежала к краю парты, по ножке вниз и скрылась. – Дело не в громкости тона, – Блэк наблюдал за ним. И хотя Поттеру следовало бы чувствовать раздражение, что его мышь убежала, он ощущал лишь облегчение. – Сэр? – спросил он. – Можно ли мне…? – Ещё одну мышь? – закончил Блэк. – Нет, нельзя – мыши стоят денег. Лонгботтом! Хватит пищать, это была всего лишь боль. Блэк вернулся к кафедре и достал из коробки ещё одну мышь, держа за хвост. – Самое простое из этой группы заклятий, пожалуй, Авада Кедавра – Убивающее Заклятье, – Блэк опустил мышь на стол, поднимая палочку. Поттер увидел, что он набрал в грудь побольше воздуха, и задумался, почему. Блэк отпустил мышь и сказал: – Авада Кедавра! – раздался гул, промелькнула зелёная вспышка, и мышь оказалась лежащей на боку, мёртвой. – Просто, да? И никто ещё не выжил. Поттер проглотил комок в горле. Пожалуйста, подумал он, хотя сам не знал, о чём, собственно, просил. Мышь, которую ему дали, извивалась в его руке, когда он нёс её к парте. Он поднял палочку и направил на мышь. – Авада Кедавра. К ликованию Поттера, ничего не случилось. Быстро оглядевшись, он убедился, что и у других получалось не лучше. Заметив, что Блэк наблюдает за ним, он сконцентрировался чуть сильнее, и в какой-то миг в его разуме словно что-то щёлкнуло. – Авада Кедавра, – произнёс он. Это было странное ощущение: конец его палочки засиял зелёным, хотя он ожидал вспышку, и он ничего не услышал. Но мышь вздрогнула раз и свалилась. Рука Поттера дрожала, когда он коснулся мыши пальцем. Он взглянул в холодные безжизненные глаза Блэка. Он снова сглотнул комок в горле, не разобрав, был ли взгляд Блэка одобрительным или нет, хотя тот и сказал: – Молодец, Поттер. Ускользнувший мышонок Уизли перебежал через ногу Поттера, что рассеяло его внимание. – Твою мать! – выругался Уизли. – Задержитесь после урока, – произнёс Блэк. – Я не позволю брань в своей аудитории. – Прошу прощения, сэр, – Уизли слегка побледнел. Поттеру единственному удалось убить мышь, и Блэк избавился от трупа, преспокойно выкинув его из окна в клумбу внизу. – И наконец, – продолжил он в выжидательной тишине, вернувшись к кафедре, – заклятье Империус. Возможно, самое сложное, – он направил палочку на Финнегана. – Империо. Выражение лица Финнегана вдруг стало вялым, его глаза – словно стеклянными. Он вскочил на стол и закудахтал. Все засмеялись. Блэк перевёл палочку на Лонгботтома, который тут же прошёлся колесом по периметру комнаты – чего явно не смог бы в обычном состоянии. Поттер увидел, что палочка оказалась направлена на него, и похолодел. Его разум вдруг оказался спокоен и тих, оставалось лишь подчиниться голосу в голове, чтобы всё стало прекрасно. Он медленно встал. “На колени,” – скомандовал голос. Вмешалась посторонняя мысль: “Но зачем?” Ни один из голосов не принадлежал ему, и Поттера это смутило. “Так будет лучше,” – сказал первый голос. “Почему это?” – заспорил второй. Если прислушаться, второй голос походил на Снейпа. Он сел обратно на стул, опустив голову к коленям. Ему было холодно, и он вдруг почувствовал себя ужасно усталым. В сознание проник голос Блэка, настоящий, а не только в его голове: – Ты можешь сопротивляться, – насколько Поттер мог судить, он казался удивлённым. Поттер оглядел комнату, но та была вихрем красок. Блэк кивнул ему, и Поттер произнёс: – Фините Инкантатем, – шум тут же стих. – Хорошо, – сказал Блэк. – Теперь попробуйте наложить его. Урок оставил Поттера трясущимся от нервов. Он подошёл к преподавательскому столу по окончании, и профессор Блэк уставился на него. – Чего тебе? – У меня записка мистеру Люпину от профессора Снейпа. – Ясно, – Блэк протянул руку. – Она для мистера Люпина. – Не трать моё терпение, Поттер, – Поттер отдал записку, и профессор Блэк равнодушно надломил печать. Поттер уставился в изумлении. – Что-то ещё? – спросил Блэк. – Нет, сэр, – и Поттер ушёл.
~***~
В гриффиндорской гостиной было шумно. Поттер заметил Барнса и Чалфонта, которые заставили маленького первогодку Криви встать близко к камину. Он помнил двух других пятикурсников – Локвуда и Латимера – которые делали тоже самое, желая посмотреть, как долго их жертве придётся там простоять, прежде чем мантия загорится. Криви выглядел не без причины напуганным. Ожоги вылечивались за мгновенья, но сначала всё равно было страшно больно. Он подошёл прямо к ним. – Чего надо? – спросил Барнс. – С Криви поговорить, – сказал Поттер. – Есть проблемы? – А если я тебе скажу отвалить и сдохнуть? Поттер достал палочку и задумчиво взмахнул ею. Направив её на Барнса, он сказал: – Империо! – лицо Барнса тут же обмякло, взгляд потускнел. – Иди и прыгни в озеро. – Барнс поднялся и пошёл к проёму за портретом. Поттер глубоко вздохнул, успокаиваясь. Внезапно он почувствовал себя так, будто в нём десять футов росту. Он хотел сделать это, хотел посмотреть, как далеко Барнс пойдёт, но он чувствовал и стыд, самый большой в своей жизни. Вся общая гостиная замерла, наблюдая за ними. – Остановись! – сказал Поттер. – Фините Инкантатем. Барнс заморгал. – Что… Ах ты… – Не понравилось, а? – произнёс Поттер. – Оставь в покое Криви, или я заставлю тебя прыгнуть в озеро – надеюсь, тебя сожрёт кальмар, – он взял Криви за руку, с тревогой замечая выражение абсолютного поклонения на лице мальчика. Краем уха он услышал Барнса, бормочущего что-то в его сторону. – Это было потрясно! – сказа Криви. – Ты можешь всё-всё заставить его сделать? – Да. – Утопиться? Горло себе перерезать? – Да. – А меня научишь? – Нет, – хоть в этом он был уверен. Он даже не был уверен, как у него получилось наложить заклятье самому, если до того все его попытки закончились совершенным провалом. – Придётся подождать, пока не начнёте проходить его на занятьях. Я… Мне не стоило делать этого. Если кто-то об этом прослышит, будут неприятности, – он помолчал и сел рядом с Криви. – Чей ты мальчик? – Чалфонта, – взгляд Криви метнулся через гостиную туда, где Барнс и Чалфонт были погружены в беседу. – Что, если бы я это изменил? – На себя? – с надеждой спросил Криви. – Я четырёхкурсник. У нас нет мальчиков такого рода. Я думал – может, Уизли Квинтус? – Почти так же плохо. – Но не настолько. К тому же, ему кое-что от меня надо. Криви задумался. – Ну, да, это будет чуть получше. – Хорошо, – сказал Поттер и повторил с гораздо меньшим энтузиазмом, – хорошо.
~***~
Ему потребовалось какое-то время, чтобы найти близнецов – они забились в какую-то странную комнату в одной из башен. К удивлению Поттера, с ними был и Уизли Секстус – но потом он сообразил, что, беря во внимание подготовку домашних задании, квиддич и Снейпа, они проводили вместе довольно мало времени. Все трое одинаково удивились, увидев его. Он поднялся в комнату до конца и осмотрелся. – Что это за место? – оно было объёмнее, чем он ожидал, с мягкими креслами повсюду. – Не знаем, – ответил Квинтус. – Мы нашли его пару лет назад и чуть-чуть тут прибрались. Да уж, чуть-чуть, подумал Поттер. Всё вокруг всё равно было в пыли и паутине. – Хорошее место, – сказал он. – Полезное. – Так зачем пожаловал? – спросил Квинтус. – Помните то, что вы просили меня сделать? – он глянул на Секстуса. – Ну. – Если я помогу вам, возьмёте Криви своим мальчиком? – Это ещё зачем? Маленький говнюк рыдает не переставая с тех пор, как приехал. – Если кто-то что-то не сделает, Чалфонт его убьёт. – Я слышал он и Барнс хотели поджарить его. Ты правда наложил на Барнса Империус? – Да. Но никому не говорите. – Поздно – полшколы знает, – сказал Квинтус. – Не преподаватели, конечно. Поттер рухнул в одно из кресел: – Надеюсь, Малфой об этом не узнает. А то он тут же понесётся к ним с этим миленьким доносом. Квинтус с любопытством взглянул на Поттера. – Так, когда ты думаешь, ты сможешь добыть нам всё по списку? – Всё не так просто. Я сказал, что помогу, но если я просто всё возьму, Снейп поймёт, что это я. Я единственный, кто ходит в лабораторию, где он всё это хранит. – Единственный, кто хочет, – пробормотал Секстус. – Именно, – Поттер кивнул. – А я хочу, чтобы всё прошло так, чтобы он меня не заподозрил. – Боишься его? – спросил Квинтус. – А ты нет? – Ладно-ладно: провернём всё так, чтобы на тебя не подумали. Будет непросто. Поттер уставился на него: – Никто и не утверждал обратное. Уизли Секстус заелозил на своём сидении, а потом сказал: – В среду днём. Поттер взглянул на него: – Что? – Последним уроком в среду у нас идут сдвоенные зелья. И последние три недели ты задерживался, чтобы потрахаться со Снейпом. Поттер покраснел. – Да, но я не вижу, как это может нам помочь. Первым делом, он всё равно запирает дверь. – Он всегда сам запирает, или ты иногда тоже? Ты ведь хорош с запирающим заклинанием – никто не смог взломать твой чемодан ни разу за последние два года. – Ну, иногда я, да. Но я всё равно не понимаю… – А он всегда отводит тебя в свои покои? – Да. Почти. – Прекрасно, – Уизли Секстус оглядел всех троих. – Да смотрите же, олухи, – продолжил он, – когда Снейп уведёт Поттера в свои покои, ему нужно только притвориться, что он закрыл дверь. – Да… – начал Квинтус. – Он всегда ведёт тебя в спальню? – Иногда мы не добираемся так далеко. – Ну, убедись, что доберётесь в среду. Да, и позаботься, чтобы он был на таком пределе, чтобы вопрос о закрытой двери даже не вставал – тебе же меньше достанется. Так же бывало? – Да, пару раз, – Поттер был уверен, что его лицо уже было багровым. – А по нему не скажешь, а? – хмыкнул Уизли Секстус. – В общем, когда вы с ним окажетесь в спальне, эти двое могут прокрасться внутрь и взять всё, что надо. Ингредиенты подписаны? – Я никогда не смотрел… – зелья никогда особо не привлекали Поттера. – Проверь и дай нам знать – Ээээ… – Квинтус замялся, подумал и решил продолжить: – А как мы узнаем, сколько у нас времени? – Вы поймёте, когда мы закончим, – ответил Поттер. – Как? – Просто поверьте на слово – вы поймёте.
Люпин подозвал Поттера, когда он покидал класс Тёмных Искусств в понедельник. Он задумался, к чему бы это, а потом вспомнил записку Снейпа. – Сэр? – После обеда жду тебя в Трофейном Зале. Поттер удивился – он ожидал побоев, – но сказал лишь: – Да, сэр.
~***~
Люпин ждал его. Поттер видел, как он покинул преподавательский стол несколько минут назад, и знал, что времени у него немного. От него так же не укрылся ни взгляд, полный глубочайшей неприязни, которым Люпина одарил Снейп, когда тот покинул зал, ни задумчивый пристальный взгляд Блэка. Люпин зажёг лампы в трофейной комнате взмахом руки, и Поттер огляделся. Он раньше не бывал в этом месте, и оно оказалось огромным, уставленным застеклёнными шкафами на каждом шагу. – Что я должен сделать? – спросил Поттер. – Почисти трофеи – так много, как сможешь до того, как погасят свет. Если я решу, что ты не стараешься, будешь возвращаться, пока не вычистишь все. Вот жидкость для полировки и тряпка, – Люпин достал из-под стола ивовую корзинку. – Никакой магии. – О. Ясно, – работа не напрягала Поттера – только потеря времени. К счастью, он знал, что нужно делать: дядя Вернон заставлял его чистить трофеи в его оружейной несколько раз до его приезда в Хогвартс. – Тебе нужно персональное приглашение? – спросил Люпин. – Приступай. – Конечно, – Поттер подошёл к первому шкафу и вытащил кубки и щиты. – Я не знал, что их так много, – сказал он. – Я видел только как вручали две награды – Кубок факультета и Кубок по квиддичу. – Удивляет, да? – кивнул Люпин. Он сел за стол, достал очень толстую пыльную книгу и открыл. Поттер понял намёк и замолчал. Через полчаса он услышал, как Люпин позвал его: – Поттер? – он поднял голову и обнаружил, что на столе появились чай и бисквиты. Люпин мягко улыбнулся. – Хочешь чаю? – Спасибо. Как вы это сделали? – Есть одно полезное заклинаньице – могу научить, если хочешь. – Я был бы рад. Люпин показал ему. Поттер ухватил суть довольно быстро, и вскоре их окружали чайные сервизы, которые Люпин заставил исчезнуть взмахом руки, оставив лишь свой изначальный, и налил чаю. – Сэр? – Да? – Люпин подал Поттеру его чай. – Почему Вы никогда не пользуетесь палочкой? Все другие пользуются, – на лице Люпина отразилась печаль, и Поттер произнёс: – Простите. Это было бестактно с моей стороны. Опять. – Вовсе нет, – отозвался Люпин. – Откуда тебе знать. Мою палочку забрали: Министерство переклассифицировало оборотней в класс животных, как раз когда я закончил Хогвартс, – его лицо дёрнулось. – Скоту не положены палочки. – Ох. Мне очень жаль. – Большинство были рады. – Но вы всё ещё творите магию? Люпин улыбнулся. – Не так много, как с палочкой – некоторые заклинания без неё не обходятся – но да, ты прав. Даже больше, чем смогли бы многие маги – ведь я привык работать без неё. – Понятно. Каково это – быть оборотнем? – Отвратительно, – спокойно отозвался Люпин. – Посоветовал бы им не быть. Поттер улыбнулся в ответ. – Это, наверное, очень больно. – Невыносимо. Хуже, чем ты предполагаешь. Поттер подумал о Колине Криви и, снова вспомнив об огне, передёрнулся. Люпин вернулся к чтению книги. – Хм, – Поттер внезапно хмыкнул. – Тут кто-то с моим именем. – Что? – Джеймс Поттер. – Тебя зовут Джеймс Поттер? – Люпин с интересом взглянул на него. – Вообще – Гарольд Джеймс, но про Гарольда я никому не говорю – просто Гарри. – Почему? – Глупое имя. – Ну, твои родители очевидно так не думали. Ещё чаю? – Да, спасибо, – Поттер помолчал, потом сказал: – Кому какое дело до того, что они думали? Я хочу сказать, они же всё равно умерли и меня оставили. – Не думаю, что у них был выбор. – Вы что-то знаете? – Поттеру показалось, что он увидел что-то во взгляде Люпина, и старая рана внезапно снова открылась, будто бы и не зарастала. – Можно мне взглянуть на трофей? – попросил Люпин. Поттер перекинул его через стол, царапая верхушку. Люпин поднял его молча, взглянул на Поттера, затем на трофей и снова на Поттера. – Не знаю, как я раньше не заметил. Как глупо с моей стороны… – Что? – Этот Джеймс Поттер… Он… он был… твоим отцом. Я думаю. – Вы знали его? – Да. Я учился с ним в школе. Здесь, в Хогвартсе. Я не слишком хорошо его знал – меня чаще всего держали подальше от других мальчишек – но я видел, как он летал. Он был хорош – я слышал, ты тоже. – Приходите посмотреть – тогда мне и скажете. – Не могу. Оборотням не положено, – Люпин вздохнул. – Лучше продолжай. Поттер усмехнулся, пытаясь приподнять ему настроение: – Вам за это платят сверхурочные? – Нет, – Люпин качнул головой, и Поттер увидел серебро в его волосах, когда на них отразился свет. – Мне вообще не платят, так что и сверхурочных нет. – Кто ваш хозяин? – спросил Поттер после минутного молчания. Люпин нахмурился. – Это было в учебнике, – объяснил Поттер. – Декрет о Контроле за оборотнями: все оборотни кому-то принадлежат. – Хорошо подготовил задание, да? – Снейп был занят тем вечером. – Это профессор Блэк. У меня даже есть документы, свидетельствующие об этом, – Люпин сунул руку в карман и достал карточку. – “Ремус Люпин,” – прочёл Поттер. – “Собственность профессора Сириуса Блэка, Школа Хогвартс для мальчиков”, – он отдал карточку назад. – Это… жутко… – сказал он. – Я подумал, что это он, когда он открыл записку Снейпа для Вас. Он очень ужасен? – Нет – по сравнению с другими альтернативами. – Значит ужасен. – Нет, вовсе нет. Я бы не хотел, чтобы ты думал о нём плохо. Он очень добр со мной. Я многие вещи в своей жизни ненавижу, но он также беспомощен против них, как я сам. – Вроде чего? – Полагаю, профессор Снейп рассказал тебе. – Он просто сказал, что вы оба странные и чтобы я держался от вас подальше. Люпин взглянул на него, размышляя, и произнёс: – Он прав и в том, и в другом, но и я мог бы сказать о нём то же самое. Ладно, поясню. Я палач на службе у Тёмного Лорда. Челюсть Поттера отвисла. – Я полагал, что это тебя удивит, – кивнул Люпин. – Но Вы такой добрый! Люпин покраснел и опустил взгляд. – Вы самый порядочный из преподавателей в этой школе, вы… Как? – Тёмный Лорд посылает за мной, – голос Люпина был чуть громче шёпота. – Каждое полнолуние. Он выпускает одного из своих пленников на волю в лес рядом с Лондоном – он очень хорошо охраняем, и оттуда невозможно уйти. Он говорит узникам, что если они смогут от меня уйти, он их отпустит, – Поттер увидел, как Люпин сглотнул, бледный как смерть. – Никто ещё не ушёл. Никто… По крайней мере пока. – Это Вы убили моих родителей? Люпин поднял глаза: – Нет! – и добавил: – Хоть за что-то можно быть благодарным… – Тогда кто? – Сам Тёмный Лорд, – черты лица Люпина стали острыми, тяжёлыми. – Тебе, пожалуй, стоит этим гордиться: что твоих родителей считали настолько большой угрозой, – он умолк. – Свет погасят через десять минут – пора собираться и уходить. Филчу нужна его полирующая жидкость.
Часть 4 -- постараюсь к понедельнику... времени не хватает катастрофически
Причина, по которой я не могу особенно часто заниматься переводами фиков, о чём меня иногда спрашивают (помимо очевидных: институт, сессия, и всё прилегающее) – я занимаюсь и профессиональными переводами художественной литературы. (Кроме этого есть и собственные фики, и просто ориджиналы, и анимация, да и жить мне когда-то тоже надо, так что не обессудьте...)
Один из этих переводов – роман "Двенадцать" Джаспера Кента, британского автора, выпущенный на прилавки в начале этого года. Это эдакая мистерия: псевдоисторический роман с элементами готики. Действие его, что необычно, происходит в России 1812 года – и Россия там показана вполне разумно и уважительно (что, опять же, необычно). Конечно, во многих местах автор "лажает": ошибочное употребление отчеств, сокращений, много чего, – но он старается, и для британского дебютанта это кажется мне простительным.
И, раз уж я для этих целей создала этот блог, буду потихоньку, не спеша выкладывать здесь этот перевод.
ДВЕНАДЦАТЬ Джаспер Кент
Пролог – Русское народное предание
Одни говорят, дело было в Аткарске, другие – в Волжске, но в большинстве вариянтах это Урюпин, потому здесь и сохраним мы нашу историю. Все соглашаются, что произошло это где-то в раннюю пору царствования Петра Великого и что помянутый городок заполонили крысы. Крысы всегда прихаживали в Урюпин летом, унося зерно да принося заразу, но жители городка, как повелось всеместно, применились переносить лето, успокоенные знанием, что зимний мороз уморит большую часть вредительных тварей – пускай не изведет полностью, но хотя бы проредит так, что грядущее лето будет не труднее истекшего. Но хотя последние несколько зим в Урюпине были так холодны, как только можно здесь ждать, они не отразились на количестве крыс. Число тех, что появлялись весной, было лишь немногим меньше, чем минувшей осенью, а к новой осени их становилось в три раза больше, чем было по весне. К третьему лету крысы были повсюду, и жители Урюпина решились на отчаянный шаг: они покинут город, оставят его на пожрание крысам, пока жрать им останется нечего. Тогда они изголодают, и люди, спустя пару лет, смогут вернуться. Прежде, чем замысел исполнили на деле, в июле того года в город прибыл купец. Он был не россиянин, а европеец, насколько горожане могли судить. Он сообщил людям, что слыхал об их напасти и мог бы помочь. Он прибыл с простой повозкой, что тянул усталый мул, крытой широким холстом, так, чтобы никто не мог усмотреть, что внутри. Купец сказал...Купец сказал, что то, что он привёз в повозке, покончит с каждой крысой в городке, а коли нет – он ни возьмёт с них ни копейки. Старосты городка допытывались, что у него в повозке, но он не соглашался ничего показывать, пока его цену не приемлют. Мало кто в Урюпине охотствовал покидать свои дома, а многие в открытую говорили, что это безумство, так что купцу увещевать пришлось недолго, чтобы приняли его предложенье. Он картинно (некоторые даже говорят, похваляясь) сорвал холст с повозки, открывая всеобщему взору клеть. Клеть с обезьянками – их было около дюжины. Пока они лежали в темени под холстом, то были покойны. Но стоило свету коснуться их, как начали они вопить и на бросаться прутья, что удерживали их, вытягивая лапы, будто пытаясь броситься на зевак, столпившихся вокруг. Обезьянки не были крупными – где-то по колено обычному человеку, хотя из-за сутулых поз они и казались меньше, чем если бы стояли прямо. Их тела, кроме ладоней и ступней, были покрыты чёрным мехом с белым воротничком у шеи. Их головы были как у стариков: багровыми, с морщинистой кожей и без единого волоса. Некоторые отмечали, что они больше походили на стервятников, чем на обезьян. Купец отворил клеть, и обезьянки разбежались по городу. По земле они передвигались на карачках, опираясь на задние ноги и едва касаясь земли пястями, но вскоре в ход пошли и руки, и ноги, когда они стали карабкаться по анбарам и пробираться в погреба. За считанные минуты они скрылись. Горожане выжидали. Купец предупредил их, чтобы они затворили в домах собак и кошек, потому как обезьянки не слишком различали добычу. Большинство оставили дома и дитят: ведь раз эти твари могли задрать взрослую собаку, то почему не малолетних детей или младенцев? Пока дети не веселились, а взрослые лишь молились об успехе, городу должно было погрузиться в тишину, но эта безгласность всё время прерывалась пронзительными визгами какой-то из обезьян, находившей очередную крысу. И днём и ночью то и дело проносился по городку восторженный верезг, когда одна напрыгивала на свою поживу – то из погребов, то с чердаков, то из-за стен. Никто не видал, как зверьки торговца управлялись с работой, но все слышали, как они это делали. А вскорости, спустя неделю, люди стали примечать, что крыс стало меньше. На десятый день видели последнюю из них, что разоряла закрома с отрубями, не зная о судьбе своих братьев и сестёр – судьбе, которую она вскоре разделила. Старосты были благородны. Они предложили торговцу вполовину больше того, что он просил, но тот отказался брать плату. – Дело ещё не закончено, – пояснил он. – Мои друзья ещё не воротились и не вернуться, пока для них не останется еды. И хотя жители Урюпина не видели больше крыс, они продолжали слышать визги обезьянок за работой, хотя теперь казалось, что звук идёт не из анбаров и погребов, а с деревьев и изгородей. Крысы – лукавые твари, рассудили люди, и не удивлялись, что последние из выживших укрывались в таких чудных местах. На четырнадцатый день после того, как обезьянок выпустили, в середине утра воротилась первая из них и устроилась спать в повозке купца. К вечеру возвратились все. Купец запер клеть, набросил сверху холст, собрал свои деньги и уехал. А горожане наслаждались тишиной. Две недели истошные вопли кормящихся обезьян были слышны в каждом закутке Урюпина, и с их уходом все разделили молчаливое облегчение. Умом люди были рады избавиться от крыс. Сердцем они были больше, чем счастливы избавиться от визжащих обезьян. Но шли дни, и тишина начала давить на них. Поначалу всем казалось, что затишье было таким явным на фоне воплей последних двух недель, но вскоре люди начали разуметь, что стало ещё тише, чем было раньше. Они заметали это шумом речи и поденного быта, но вне этого не было ни звука. Совершенная немая тишина. И, как часто случается в подобных сказа, первым причину уразумел мальчик лет десяти. Так тихо было, потому что исчезло пение птиц. После того, как твари купца свершили своё дело, нигде в Урюпине не осталось ни единой живой птахи. И ни одна никогда не воротилась.
Первый семестр снова начался, и в гостиной Гриффиндора его уже поджидал Уизли Секстус. – Где ты был? – спросил Уизли. – Я сто лет назад вернулся. Поттер огляделся: – Пошли в спальню. – Нам нельзя туда подниматься днём. – В первый день никто не смотрит. – Ну ладно, – Уизли поднялся за ним по ступенькам. – Ну что? – спросил он, как только они остались одни. – Знаешь, что некоторые преподаватели берут себе… мальчиков? – Да, их ещё “девицами” называют. Мне Перси говорил. Поттер глубоко вдохнул. – Меня взял Снейп. Глаза Уизли округлились: – Малфою это не понравится. Он был уверен, что Снейп его выберет. – С чего он взял? Деканы никогда не берут мальчишек со своего факультета. – Ну, ты же знаешь Малфоя: всегда думает, что правила не для него. Маленький выскочка, – Уизли ухмыльнулся. – Хороший ход, Поттер. Преподаватель может тебя защитить. Хотя ты должен был бы достаться Директору. У меня тоже новости. – Какие? – У меня есть девушка. – Рон! – Поттер замолк. – Серьёзно?! – Абсолютно. Её зовут Гермиона Грейнджер, и она из женского отделения Хогвартса – знаешь, сестринская школа, которую иногда упоминает Директор. Она очень умная. – Красивая? – Поттер не знал ни одной девочки – что не удивительно, когда ты целый год заперт в интернате для мальчиков – и ему было интересно. – Очень. У меня есть фотография, посмотри. Поттер взял фотографию. У девушки были густые непослушные волосы и слишком большие передние зубы, но она была красивой. – Мы даже целовались, – с гордостью сказал Уизли. – Она говорит, я очень хорошо целуюсь, – он сделал паузу. – Ещё бы, я и должен, после всей моей практики с Локвудом. А Снейп тебя целует? – Да. – Фу! Это должно быть… – Ну… Это довольно приятно. Я не против. – Поттер, я всегда считал тебя странным, но теперь знаю наверняка, – Уизли казался вполне довольным этим фактом. – Пошли, надо выбираться отсюда, пока нас не поймали.
~***~
Первый вечер семестра всегда начинался с торжеств. Одна из немногих трапез, когда им разрешали говорить, и шум просто раздирал уши. Поттер сдвинулся по столу на места четверокурсников, и ему удалось сесть так, чтобы было видно Снейпа. Внимание того было поглощено профессором Блэком, сидящим по правую руку от него, и он заметил Поттера не сразу. Когда Снейп посмотрел на него, он слегка улыбнулся ему и отвёл взгляд. Уизли скривился, и Поттер покачал головой, хоть и усмехнулся. Остальные четверокурсники, которые заметили это, выглядели озадаченными. Поттер снова взглянул на Снейпа – тот был мрачен – и уткнулся в свою тарелку. Еда была лучше обыкновенного, но аппетит вдруг пропал.
~***~
Поттер вошёл в покои Снейпа, не позволяя себе замедлить шаг. Снейп сидел за столом и писал. – Это ты… – сказал он, словно ожидал кого-то ещё. – Ну… да, – ответил Поттер. Он закрыл за собой дверь, запер и закрепил заклинанием. – Думал, побыстрее покончить с этим. Снейп отложил перо. – На твоём месте должен быть Уизли – это он паясничал. Полагаю, ты ясно дашь ему понять, чего стоила тебе его маленькая пантомима. Это не предвещало ничего хорошего, и Поттер ничего не ответил. – Иди в спальню и разденься. Потом вернись сюда. Поттер подчинился. Когда он вернулся в кабинет, то обнаружил, что со стола исчезли все бумаги и предметы. – Наклонись на стол. Да, но голову положи на руки, а ноги раздвинь пошире. Запомни это положение, Поттер. В будущем ты всегда будешь должен принять такую позицию. Было холодно, и Поттер ёжился, ожидая первого удара. Когда он, наконец, дождался, это было ужасно: жёстко и сильно, гораздо хуже, чем дисциплинарные побои префектов или тот один раз, когда его лупил профессор Синистра, за то, что он разбил его астролябию. Поттер получил восемь ударов, с такой же силой, что и первый. Он не видел, что было в руках у Снейпа, но чувствовалось это, как ремень, которым бил его дядя Вернон. Он выпрямился, когда Снейп разрешил ему. К его удивлению, выражение в глазах мужчины не было ни триумфом, ни сожалением, ни даже возбуждением. Это было уважение. Поттер опустил глаза, чувствуя подступающие слёзы – он не хотел, чтобы Снейп подумал, будто они из-за порки. Тот сказал: – Ступай спать, Поттер. – Могу ли я остаться? Снейп выглядел удивлённым. – Если хочешь, – сказал он. Поттер заснул, но его разбудило то, как Снейп лёг в постель. Он вздохнул и придвинулся ближе, и Снейп его обнял. – Ты храбрый мальчик, – сказал он. – Меня и раньше пороли, – запротестовал Поттер. – Хотя Вы другой. Я Вам нравлюсь. Я никому не нравлюсь настолько, чтобы давать мне правила. Прежде чем снова провалиться в сон, Поттер отчётливо услышал, как Снейп тихо и задумчиво произнёс: – Ты самый странный мальчик.
~***~
Поттер едва успел на завтрак вовремя, а затем пришлось идти за книгами. Только после Трансфигурации им удалось поговорить. – Ты был с ним, да? – спросил Уизли. – Да, – кивнул Поттер. – Рон, пожалуйста, ты не должен привлекать ничьё внимание к нашим… к тому, кем я для него стал. Не на людях. Никогда. Ему не понравилось. – Что ты хочешь сказать? – Я тебе покажу, пошли, – они нырнули в уборную, и Поттер захлопнул за ними дверь. – Готов? – он задрал мантию и повернулся спиной. – Гляди. – Гарри! – Уизли редко употреблял его имя, и при данных обстоятельствах это явно свидетельствовало об ужасе. – Это он сделал? – Что, так плохо? – Очень плохо! Тебе бы сходить к Помфри, – Уизли протянул руку и коснулся его. – Нет! – Я сделал больно? Извини. – Я не об этом. Я не хочу показываться с этим к Помфри – что она подумает? – Что один из преподавателей опять избил мальчишку. Мой старший брат был у Спраута. Билл рассказывал, что всё время приходил к Помфри со следами того, что Спраут делал. – Ну, а я не хочу, чтобы она это видела, – вздохнул Поттер. – Не хочу, чтобы она думала, что Снейп жестокий. – Но он и есть такой! – Нет. Я ослушался и был наказан. Таков был наш уговор. И потом, дядя бил меня хуже. Уизли выглядел ещё более испуганным. – Рон! Я могу отказаться от этого в любой момент! Но если я иду к нему, то на его условиях. – А как насчёт твоих условий? – А что насчёт них?
~***~
Поттер всегда знал, что Малфой его ненавидил, но не понимал почему. Ведь, что у него было, чему Малфой, богатенький сынок, мог завидовать? Ну, по крайней мере, ничего не было до нынешнего момента. Теперь было… было то, чем он стал… для профессора Снейпа. К счастью, у гриффиндорцев было лишь два предмета в паре со слизеринцами. К меньшему счастью это были Уход за Магическими Существами с хранителем ключей и Зелья под эгидой самого профессора Снейпа. Уход был проблемой, потому что хоть Хагрид и очень старался, он попросту не обладал педагогическим талантом, а характер урока давал Малфою море возможностей шипеть всякую гадость. Поттер был уверен, что Хагрид слышал некоторые его комментарии, но не делал ничего – только хмурил брови. Уход за Магическими Существами был их последним уроком по вторникам, и, распустив класс, Хагрид пригласил Поттера и Уизли к себе в хижину на чашку чая. Они были только рады оказаться подальше от слизеринцев и согласились. Хагрид подал им чай и передал по кругу маленькие шоколадные пирожные в бумаге, которые приятно отличались от каменноподобных тортов, которыми он потчевал их в прошлом году. Поттер вгрызся в один из пирожков. Они не были сильно мягче, решил он, упорно жуя, но они были сладкими, а сладкое он ело редко, так что не ему было судить. И вообще, это была лишняя еда, а это хорошо. – Что нашло на Малфоя? – спросил Хагрид. – В смысле? – Если бы он сказал что-то такое в прошлом году, вы бы ему башку-то чай снесли бы. А щас-то почему он такое говорит-то, а вы и ни гу-гу? Поттер вздохнул. Ему что, всех придётся просветить? Переглянувшись с Уизли, он произнёс: – Обещай, что не станешь вмешиваться. – Ты ж меня знаешь. Поттер знал. Поэтому и уточнил. – Я… ну… Малфой ревнует. – Да чегой-то он нашёл в тебе, чтобы ревновать? – Хагрид многозначительно взглянул на поношенную старую мантию Поттера. – Профессора Снейпа. На короткое мгновение Хагрид выглядел озадаченно, а потом сказал: – О. – И добавил: – Понимаю, – он хлебнул чаю. – Слушай, – он вздохнул, и с его лёгкими это был настоящий порыв ветра, – я тут, не тушуясь, говорю, что мне не нравится, что в этой школе творится. Если бы я не пообещал это человеку, который давно помер, я б давно ушёл. Лучше бы Снейп Малфоя взял, а не тебя – ты хороший мальчонка. – Снейп… не плох. Правда. Я не против. – Тебя не должны заставлять… – Никто и не заставляет! – отрезал Поттер резче, чем намеревался. – Если я приду к нему завтра и скажу, что хочу прекратить, он меня отпустит. Но Малфоя он всё равно не выберет. Он скорее Уизли возьмёт, чем Малфоя. Уизли подавился и выплюнул чай, разбрызгав его по столу. – Но ты ведь не сделаешь этого, правда? – спросил он, когда перестал кашлять. – В смысле, не прекратишь? – Когда рак на горе свистнет, Рон. Можешь расслабиться. – Ты не шутишь, да? – сказал Уизли, когда они возвращались назад в школу. – Боюсь, что да.
~***~
Зелья были настоящей пыткой. Поттер сел так далеко от слизеринцев, как только мог, не отсев в другую комнату, и старался сосредоточиться на работе. Уизли сменил место, чтобы стоять рядом с ним. Поттер видел, что Снейп заметил эту новую расстановку, но никак не отреагировал. На уроке он всё так же благоволил слизеринцам. Однако он никак не придрался к тому, что Отскакивающий Отвар у Поттера и Уизли был слишком густой консистенции – вместо этого он напустился на Лонгботтома, чей результат оказался слишком текучим. Взгляд Лонгботтома скользнул к Гарри, как будто моля помочь, но Поттер лишь ободряюще улыбнулся – самое большее, что он мог предложить в этих обстоятельствах. Когда они пересекали двор, Лонгботтом их нагнал. – Как ты его терпишь? – спросил он. – Это что, вся школа должна обсуждать? – отозвался Поттер сердитым шёпотом. – У нас с тобой общая спальня – когда ты там вообще спишь, что не часто, – прошептал Лонгботтом в ответ. – Ублажай его получше – может, у него настроение поднимется. – Сомневаюсь, – ответил Поттер. – Ну, ты попробуй. – А не трахнуть ли тебе собственную мамочку? – огрызнулся Уизли. – Не могу, – сказал Лонгботтом, – она в психушке. Поттер и Уизли переглянулись, смотря вслед удаляющемуся Лонгботтому. – Ты знал об этом? – спросил Уизли. – Впервые слышу, – ответил Поттер, потирая подбородок. – Но это многое объясняет…
~***~
Мистер Люпин всегда такой усталый, подумал Поттер, следя за ним из-за клетки с гриндилоу. Он преподавал Тёмные Искусства, в основном фокусируясь на тёмных созданиях. У Поттера всегда были хорошие отметки, но ему не нравился предмет. Почему-то, он его пугал. Мистер Люпин опёрся об учительскую кафедру и говорил: – …Что подводит нас к оборотням. Как вы помните, в чём я сомневаюсь касательно большинства из вас, я просил подготовить этот урок на прошлой неделе. Один из мальчишек спросил: – Как вы собираетесь поймать нам одного, сэр? Почти все засмеялись. – Мне это не потребуется, Томас, – произнёс Люпин. – Я сам оборотень. Поттер засмеялся – просто не смог сдержаться, – и взгляд Люпина похолодел. Поттер сглотнул. – Задержись после урока, – сказал ему Люпин и продолжил. – Откройте страницу 274 своих учебников. Что ж, кто может сказать мне, как отличить оборотня в его волчьем обличье? – он подождал. – Ну же! Я не превращаюсь по желанию, к несчастью. Так что вам придётся пересказать мне это с текста. Если только кто-то уже не подготовил задание. Поттер поднял руку. – Да, Поттер? – Сэр. Морда оборотня… – урок он подготовил. За неимением других пунктов, Снейп заботился, чтобы его игрушка не позорила его на занятиях. Люпин выглядел довольным в своём люпиновском роде, что выражалось в том, что на миг он выглядел не так устало. – Молодец, Поттер, – сказал он. Он был одним из немногих преподавателей, который хвалил учеников. Если подумать, пришёл к выводу Поттер, когда внимание Люпина переключилось дальше, преподаватели все были угнетёнными людьми. Директор носил только серое, под цвет волос и кожи – он не завидовал Диггори, оказавшегося у него в постели. МакГонагалл походил на разочарованного шотландского поэта, костлявого и носатого. Профессор Блэк был похож на вампира, с его глазами пасмурного цвета. Хуч походил на линялого стервятника, Спраут плесневел, а Снейп большую часть времени выглядел, как персонификация несчастья. В его случае, внешность не была обманчива, и Поттера удивляло, что Малфой завидовал ему – разве что, его привлекали новые обновки Поттера, что вряд ли. После урока Лонгботтом захотел задать мистеру Люпину вопрос, и Поттер мялся в стороне. Люпин всегда дорого одевался, но его сегодняшняя мантия, чёрная с бронзой, тускло сиявшая, была, пожалуй, самым красивым одеянием в мире. Его собственные мантии были так же черны и скучны: разница была заметна лишь на ощупь и по тому, как мантия на нём сидела. Когда Лонгботтом ушёл, Люпин повернулся к нему. – Поттер, – произнёс он и вздохнул. Взяв перо, он написал что-то на листке пергамента и запечатал. – Отдай это профессору Снейпу. Поттер взял бумагу. – Простите меня, – сказал он. – Я не над Вами смеялся. Во взгляде Люпина появилось любопытство. – Продолжай. Что же тебя так позабавило? – Они все так удивились… Как будто вы их всех по голове чем-то огрели. – Вот как? – Люпин улыбнулся, но тут же опомнился. – Постарайся впредь контролировать своё ужасное чувство юмора, Поттер. – Да, сэр.
~***~
Снейп поднял на него глаза, когда он вошёл, но тут же снова принялся писать, как только дверь закрылась. – Ты раньше обычного, – сказал он. – Я закончил своё сочинение. Пошёл в общую гостиную, но Квартус и Квинтус пытались там поджечь шторы. Так что мы поругались, и они вышвырнули меня вон. И у меня для Вас записка от Люпина. – Вот как, – произнёс Снейп. Он взял записку и прочёл её. – Ты дерзил? – Боюсь, что так. Я извинился. – Уж надеюсь. Он всё-таки учитель, – Снейп взял перо и быстро настрочил ответ, одновременно произнеся: – Отнесёшь обратно ему. Я попросил его самому найти подходящее тебе наказание. Интересно будет узнать, что он подберёт. – Ты его ненавидишь, – сказал Поттер. – Так ведь? – Он неадекватен: и как учитель, и как человек. Но я не ненавижу его, – Снейп отдал записку Поттеру и снова взял в руки перо. – Что ты делаешь? – Поттеру не хотелось говорить о собственных неприятностях. – Пишу отчёты. – Нашим семьям? – Министерству. Поттер удивился. – Зачем? – Министерство следит за всеми, Поттер. – И за тобой? – За всеми. Кроме самого Тёмного Лорда – полагаю, он неприкосновенен. Так что да, и за мной. – А кто пишет отчёты о тебе? – Поттер подошёл ближе и облокотился о парту. – Директор… Отец Малфоя… Люпин. – Так ты поэтому подлизываешься к Малфою и ненавидишь Люпина? – Не стоило потворствовать твоим вопросам, – произнёс Снейп. По правде, споры всегда заставляли Поттер чувствовать себя неспокойно и неуютно. Он спросил: – Ты знал, что Люпин оборотень? А, вижу, что знал. Ты поэтому сказал мне держаться от него подальше? – Я… Нет, не поэтому. – Значит, потому что он работает на Министерство? – Поттер передвинулся к стеллажам, рассматривая названия книг. – Отчасти, но не совсем. Почему мы говорим о нём? Поттер не слушал. – Я тут подумал, – сказал он. – Ты знаешь зелье, от которого исчезают шрамы? – Зависит от шрама. Поттер повернулся к нему. – Тот, что у меня на лбу. Он меня достал. Квинтус зовёт меня шрамоголовым, как будто я такой просил. И… иногда он болит без причины. Мне хочется, чтоб он перестал. – Дай посмотреть. Поттер подошёл к нему и почувствовал, как мягкие пальцы с любопытством очерчивают форму его шрама, который шёл от линии волос к одному глазу, разрезая его лоб наподобие молнии. – Как давно он у тебя? – С рождения. Моя тётя Петуния говорила, что он уже был, когда меня нашли. Ну то есть… “нашли” звучит, как будто они на меня наткнулись на какой-нибудь пустынной железнодорожной станции. – А как было на самом деле? – Кто-то оставил меня возле фабрики вместе с письмом, где говорилось, кем были мои родственники. Вот и всё. Так что дяде Вернону и тёте Петунии пришлось заплатить, чтобы меня вернули, а дальше вещи пошли только хуже. Я был только младенцем, так что ничего не помню об этом, – он подождал чуть-чуть и снова спросил. – Так что насчёт шрама? – Не уверен. – Но как ты думаешь? Его можно убрать? – Не думаю… Прости. Поттер облокотился о Снейпа, упёршись лбом в его плечо. – Я так и думал. Забудь, – он вздохнул. – Ты… Займись со мной сексом? – он никогда раньше не просил. – Если хочешь, – голос Снейп был на удивление не удивлённым. – Я просто хочу хоть немного не думать. Когда тебя трахают, это как раз помогает. Даже лучше, чем квиддич. – В квиддиче я всё равно никогда не блистал, – сказал Снейп. Поттер поцеловал его и сказал: – Зато трахаешься ты, как демон.
~***~
Квартус и Квинтус дожидались его в следующий раз, когда он зашёл в общую гостиную. – Прости, что ударили тебя, – сказал Квинтус. – Да ну? – Поттер тут же напрягся, заподозрив неладное. Не в их привычках было извиняться. Что бы они ни сделали, по большей части им было совершенно всё равно. – Да, – подтвердил Квартус. – Нам очень жаль. – Чего вам надо? – с опаской спросил Поттер. – С чего ты решил, что нам что-то надо? Мы просто извиняемся за то, что побили старого друга… – Никакой я вам не друг, – ответил Поттер. – Рон – мой друг. А вы что хотите? – Ну, было кое-что… – Дайте догадаюсь. Хотите, чтобы я стащил что-то из кладовки Снейпа? – Умный мальчик, – кивнул Квинтус. – Вовсе нет. Ко мне с этой же просьбой уже подходили пятеро слизеринцев, двое хаффлпафцев и один рэйвенкловец. В основном просят коноплю – курить, – но один из слизеринцев попросил размолотого драконьего дерьма. Один Мерлин знает, как от этого вставляет. Ну, а вам-то двоим что надо? Квинтус достал свиток пергамента. – Вот это. Поттер взял его и прочёл. – Вот уж нет, – сказал он. – Я догадываюсь, как это всё опасно. Зубы мантикоры, мех йети… фу!... мошонка демона-пантира, – он скатал пергамент. – Я не стану. – А другим достал. – Я этого не говорил, – Поттер оглядел их с ног до головы. – Надо быть психом, чтобы воровать у Снейпа. Вам это нужно, сами и доставайте. – Мы расскажем… про тебя и него. – Валяйте. Только найдите сначала того, кто ещё не знает, – Поттер развернулся на каблуках и поднялся по лестнице в общую спальню. Уизли Секстутс удивился, увидев его. – Ты в порядке? – Да, почему нет? – усмехнулся Поттер. – Твои браться просто только что пытались меня шантажировать. – Говнюки, – отозвался Уизли. – Оба. А как Снейп? Поттер сразу ответил на вопрос, оставшийся между строк: – Он уехал куда-то в ночь. А так он высок, темноволос и мрачно задумчив, как и всегда, – Поттер огляделся и заметил, что унёс пергамент с собой. Сев на постели, он смахнул его в ящик комода – вернёт позже. Медленно, он начал раздеваться – он мог бы поспать и в кровати Снейпа, но когда того там не было, ему отчего-то не хотелось. И вообще, он собирался поговорить с Уизли. – Из чего… сделаны… твои трусы? – спросил Уизли, явно смущённый признанием, что вообще смотрел. Поттер взглянул на своё бельё. – Из шёлка, – сказал он. – Чёрного шёлка? И в твоём ящике тоже? – Снейпу такие нравятся, – он увидел ухмылку Уизли. – Рон! Я не могу тебе объяснить, что творится у него в голове, я просто их ношу. – Неплохо смотрятся. Интересно, смогу ли я такие достать Гермионе, когда мы поженимся… – Уизли лёг на кровать. – У вас всё так серьёзно? – Думаю, да. К тому же, я не знаю ни одной другой девчонки. Тебе Снейп всю одежду покупает? – Да. – Многое объясняет. Поттер мельком улыбнулся: – Объясняет, почему я больше не ношу тряпьё, ты хотел сказать. – Думаешь, он купил бы мне? – Отсоси ему и узнаешь. – Ой, ты же не… Ты…? Да? …Ему? – Уизли был в ужасе. – Ну конечно. Локвуд тебя не заставлял? – Нет! – Нет? Перси тоже не особо это любил. Но вот Снейп… он другой. Я не против. – Но он такой… сальный. – Да? – Поттер никогда не думал о Снейпе в таком ракурсе. Он лёг в кровать и уставился в пустоту. – А где остальные трое? – Поттер запоздало сообразил, что они с Уизли были в спальне одни. – Отработка. Лонгботтом уронил один из доспехов, и алебарда упала на профессора Вектора. Так что он забрал их на самый верх Астрономической башни. Финнеган там, потому что засмеялся и потому что Вектор хочет залезть ему под мантию, что является одной из причин, почему это отработка, а не порка, а Томас с ними, потому что… ну… он просто был там. – Ясно. На короткое время наступило молчание, а затем Поттер произнёс: – Рон… Ты знал, что тут преподавали Прорицания? – Нет, да и зачем оно надо? А как ты узнал? – У Снейпа экземпляр “Истории Хогвартса” в кабинете – оригинала, а не той редакции, что в библиотеке. Там это написано. И что раньше тут были девочки – не всегда было две разных школы. – Чудно… А что ещё? – Школа не всегда подчинялась Министерству. Директор сам решал, что преподавать. – Скука. – Ну да, наверное, – Поттер закрыл глаза. И всё же это было странно.
Сегодня на лекции дали задание, продолжить отрывок в цельный рассказ.
Отрывок, прямо скажем, дурноватый: «Не туман, не дождь – так снег. Гибельным душным колыханием, низвержением, чтобы завалило Трубчевск по самые печные трубы, чтобы ослеп город, чтобы успокоился он во веки веков…» Вот такую странную молитву довелось мне услышать... ...и дальше продолжаем.
Вроде и претенциозно, но и челлендж тоже -- сохранить эту претензию. ИМХО, у меня вышло немного ни о чём, но я в общих чертах довольна работой. Take a peek:
«Не туман, не дождь – так снег. Гибельным душным колыханием, низвержением, чтобы завалило Трубчевск по самые печные трубы, чтобы ослеп город, чтобы успокоился он во веки веков…» Вот такую странную молитву довелось мне услышать от тамошнего мальчонки. Он был тонёхонький, хлипкий, как соломинка. Кажется, дунешь – и переломится. Куда уж ему такая вселенская печаль на плечи? Откуда такой мрак, такая мука в душе, которая должна бесспорно быть непорочной и чистой. Я спросил его тогда, о чём он молится. Он посмотрел на меня глазами, большими и чёрными, как два озера на белом лице. – Морок… морок… – прошептал он мне заговорщически и смотрел так пристально, так навязчиво, словно хотел своей тайной меня спасти от чего-то. Мать заметила, что её чадо беспокоит незнакомого человека, и, схватив мальчишку за руку, повела прочь. Я не знал, что и думать – нездешний отзвук слов всё ещё стоял у меня в ушах, и списать всё на детские страшилки не казалось возможным. Но у кого спросить про незнакомого мне ребёнка я не знал. В городишке этом – Трубчевске – я был случайно, плутая по сибирским дорогам в своём нелёгком пути до Камчатки. Город этот оказался спасением на моём пути: провизия заканчивалась, а до того места, что значилось на карте, было ещё вёрст сто, – а по снегу это долгая дорога. Я заплатил в корчме за комнату наверху да за тёплую еду, чтобы продолжить путь наутро, но придя в теплоту бревенчатых стен я не чувствовал желанного отдыха – только всё то же беспокойство, что маялось внутри меня, подобно палому листу. Устроившись у окна со своими картами да записями, я одновременно наблюдал за тем, как темнеет небо, нитью свивается дым над домами и падает на крыши липкой паутиной, а в небе поднимается краюшка луны. Люди гнали своё зверьё в дома – кошек, собак, а дети, мне кажется, оказывались в четырёх стенах вскорости после полудня, когда только-только начинал расцветать алый рассвет. Тогда-то мне и почудился впервые вой, от которого тянуло суставы, и кровь становилась холоднее льда. По снегу бесшумно стелились тени, косматый ветер прыгал с ели на ель, колыхая их, и я не мог ничего разобрать в этих тенях-оборотнях. Я зажёг свечу, не доверяя ночи и расстелил постель. За окном снова раздался визг и вой, словно кошка и собака подрались, да не просто в чьих-то сенях, а в гулком ущелье, и их тявканье доносилось до Трубчевска бесовским хохотом гонимых духов. Под эту тяжёлую какофонию звуков я и заснул, и снилась мне ночь, чёрная, как ночь слепых, тесня, неподвижная. Она прорастала сквозь меня, душила и давила, пока не взрывалась режущей глаза белизной, и я снова видел. Я видел дрожащее небо, в котором плавало ядовито-красное, как бересклет, солнце, словно капля крови в синем молоке. Под ним была такая же земля цвета крови да бесцветный город. В нём бродили люди, и у всех глаза были, что озёра, как у того мальчонки. Они говорили и кричали, смеялись и плакали, всячески шумели, но из их уст вытекала лишь пустота. Я не слышал ни звука. И эта тишина становилась невыносимой, оглушающей и вкрадчивой, как зову могильного кургана. И я закричал. Напряг глотку, но и с моего языка не сорвалось ни шёпотом – потому что языка у меня больше не было. Я кричал, орал бы во всё горло, да только у меня не было рта. Я задыхался, барахтался в изменчивых тенях своего сна, утопая, падая, горя, всё вместе… и проснулся, наконец вырываясь в милосердную обыденность. Неуютная доселе комнатка показалась мне теперь весьма сердешной, и я прижался щекой к стене, стараясь надышаться. Сбросив с себя остатки дурмана я поднялся, чтобы умыться. Осколок недозрелой луны крысился на меня в окно, и я хмуро оскалился в ответ. А потом, вслушиваясь в тёмный предрассветный час, понял, что пугающая тишина мне не просто пригрезилась – она окружала городок мертвенным кольцом, сдавливая грудь и мешая дышать. Не вынося ей больше, я начал тихо насвистывать себе под нос, чувствуя себя последнейшим дураком при этом, но тяжесть с ушей звук снимал. Скоро начало светать, и я начал собираться в дорогу, потому как время коротать тут было откровенно нечем. Но спускаясь вниз я ни на миг не забывал о пугающих странностях городка и, усевшись за стол, прямо в лоб спросил корчевщика, слышал ли он тоже какой-то визг и вой ночью – не про тишину же было спрашивать: она-то уж точно глушила после такого звенящего гама. Но хозяин корчмы побледнел, скривился в извиняющейся улыбке и помотал головой, бурча что-то несуразное. Я слушал его отговорки вполуха и вскоре начал донимать и других горожан своими расспросами, которые они встречали не слишком любезно. Все эти странности у меня в голове вязались со странным шепчущим мальчиком с глазами-озёрами, который желал снегами да дождями похоронить свой городок. Нездоровое любопытство продолжало снедать меня, но я пересилил его и как можно раньше покинул гиблое местечко. Оно никак не хотело отпускать меня: когда шум говора из Трубчевска не долетал уже до моих ушей, тишина снова навалилась на меня, пуще прежнего терзая. И я снова насвистывал, пытаясь побороть холод в сердце, потея и пыхтя, пока свист мой не подхватила какая-то птаха. Ни одному человеку не был я так рад, как ей! Я слушал её щебетание, и тогда-то меня и осенило: когда в Трубчевске стих шум дневного быта и визгливого ветра, я не слышал писка ни единой птицы. Ни единой песни, ни единого шума леса. Что бы ни травило этот город, всю живность оно давно вытравило, оставив его совершенно отрезанным. Так может и к лучшем было бы сгинуть Трубчевску и успокоиться во веки веков…
Я не стопроцентно уверена, так что поправьте меня, если я не права, но, как мне кажется, этот фик никогда не переводился на русский язык, хотя на английских форумах он больше, чем популярен, и всегда есть в рекомендациях. Если он переводился – скажите, будьте так любезны) А нет, тогда вот его начало для тех, кто его не читал или языка не знает.
Сквозь тусклое стекло
Автор: Lexin Название: Through a Glass, Darkly Переводчик: Lessandra Рейтинг: NC-17 Пейринг: Гарри Поттер/Северус Снейп, и н.др. Жанр: Драма Саммари: Давным-давно, в мире, которым правил Тёмный Лорд, Гарри Поттер пошёл в Хогвартс. Хогвартс – закрытая частная школа. Всё вроде бы верно. Но выдержана она в традициях всех прочих британских интернатов, где учителя жестоко муштруют детей… Слишком жестоко. Примечание:AU, AU, AU! Хогвартс в этом фике похож на школу из Диккеновского «Николаса Никлби», где творятся жуткие вещи. В этих школах также запрещались учителя женского пола, так что касательно некоторых преподавателей автором балы допущена некая вольность. Дисклэймер: Персонажи и мир «Гарри Поттера» принадлежат Дж.К. Роулинг. Сюжет принадлежит Lexin. За мной перевод, и я обязуюсь не извлекать из него выгоды.
Поттер лежал на животе, пока Уизли Терциус трахал его, и мечтал, чтобы на месте того был кто-то другой. Чтобы на его собственном месте был кто-то другой – наплевать кто. Его не беспокоило всё прочее, что Уизли говорил ему делать: полировать метлу, заваривать чай, начищать ботинки, – но эта… трахотня… попросту утомляла. Положение мальчика старосты давало кое-какие преимущества – было к кому пойти, когда Локвуд начинал особо доставать, – но были и недостатки. Поттер завидовал своему другу, Уизли Секстусу, который был мальчиком Локвуда. Локвуд был самым большим задирой школы, но зато у Уизли Секстуса секс был намного интереснее. Наконец, Уизли Терциус замер, и Поттер почувствовал его струю. Он поцеловал плечо Поттера, похлопал его, как собачку, и вынул свой член. – Домашнее задание сделано? – спросил Уизли. Как типично… – Да, Перси. – Ну, почти сделано: тяжёлые предметы, Зельеварение и Греческий. Оставалась только Гербология. – Молодец, – Уизли сел. – Только подумай, Поттер. Недолго тебе оставаться мальчиком старосты. – Да? – несмотря на скуку, это не было приятной новостью, и Поттер, вероятно, выдал свой страх. – Конечно. Это мой последний год, а новый пятый курс выберет себе первокурсников. И даже если их не будет хватать, четверокурсника никогда игрушкой не выберут. Не могут. Интересно, какой несчастный достанется Квинтусу и Квартусу… Уизли Терциус подразумевал под этим своих братьев: близнецов Фреда и Джорджа. Поттер даже почувствовал жалость к пареньку, кто бы им ни оказался. Квинтус и Квартус постоянно измывались над ним и Секстусом, пока на горизонте не появлялось что-то, достойное (намного более достойное) их внимания. – Но… – Уизли начал надевать брюки, – ты хорош, и, полагаю, тебя возьмёт один из профессоров. Я слышал, выпускается парень Снейпа. Поттер сел, чувствуя, как леденеют его руки: – Снейп? Но разве он не захочет слизеринца? – Нет. Он никогда не берёт парня со своего факультета – так мне говорили, по крайней мере. И первокурсники ему не нравятся, он предпочитает уже слегка обкатанных. Ты как раз подойдёшь.
~***~
Он вовсе не хотел навредить своему кузену – это был несчастный случай, – но Поттер понимал, почему дядя Вернон отправил его в эту школу. Тут и гением быть не надо. Поттер должен был оставаться в Хогвартсе, в этом склепе для нежеланных, пока ему не исполнится восемнадцать. И никаких каникул. Уизли Секстус уезжал домой на Рождество и летом, и учителя время от времени брали выходные, хотя никто и не знал, как они проводили время. Но не он…
~***~
– Поттер! – Локвуд накинулся на него, как только он добрался до общей гостиной Гриффиндора. – Вот и наш жуткий маленький Поттер, драгоценная игрушка старосты. – Я расскажу Уизли, – Поттер попытался вырваться из железной хватки Локвуда. – Не сомневаюсь, но после будет уже неважно. На колени, – Локвуд встряхнул его. – На колени! Хороший мальчик. Не шевелись. Поттер стиснул зубы, стараясь не думать, что Локвуд задумал. Он огляделся, по возможности незаметно. Он углядел Квинтуса и Квартусу – они смеялись над чем-то, что сказал Джордан. Крохотное облегчение: он надеялся, они не заскучают и не решат присоединиться. Лонгботтом старался быть незаметным, и его фингал мог быть работой Локвуда, но скорее всего был следом повышенного внимания близнецов. Он заметил Уизли Секстуса: тот был белее мела, и его веснушки выступали на лице яркими точками. Это не сулило ничего хорошего, и он содрогнулся.
~***~
– Поттер? Гарри? – послышался голос, и Поттеру захотелось, чтобы он исчез. Он хотел вернуться туда, где только что отдыхал. – Гарри? – ну вот, опять. Поттер неохотно открыл глаза. Над ним навис Уизли Секстус. – Ты в порядке? Он хотел ответить: “Да, Рон,” – но выдавил лишь стон. – Я рассказал всё брату, – сказал Уизли. Поттер попытался сесть, но не смог опереться на правую руку и рухнул назад. – Ох! Чёрт! – голос тоже прозвучал странно. – Мадам Помфри сказала: у тебя сломана рука, – сказал Уизли. – Она дала тебе что-то от этого. Сказала, к завтрашнему дню ты поправишься. – Поттер кивнул, чтобы показать, что понял. – Мне правда жаль, – закончил Уизли. – Ты ничего не мог поделать, – и снова голос Поттера вышел с хрипом. Он вспомнил, что Локвуд чем-то обернул его шею. – Он меня вздёрнул? – спросил он. – Да. Но пришёл Вуд и его остановил. Сильно ему врезал! – Уизли боготворил капитана квиддичной команды, что было видно. – Он сказал, что никто не будет душить его Ловца. Локвуд сказал, что ему насрать, что Вуд думает, и они подрались. И судя по выражению лица Уизли, драка была отличная.
~***~
– Ну, – сказал Уизли Терциус. – Ты уж извини, что я вовремя не подоспел. Вуд меня опередил – услышал шум. – Хотел бы я быть не таким маленьким, – произнёс Поттер. Он был в комнате Уизли Терциуса, заваривая ему чай – только у старост и префектов были свои комнаты. – Может, тогда Локвуд меня бы не выделял. – Не это, так другое. Локвуд по жизни такой. – Твой тост, – Поттер подал ему хлебец. – Было бы лучше, если бы ты его не сжёг, – произнёс Уизли, но его голос не звучал сердито. – Будет ли к нему джем? – Да… чуть-чуть осталось. И вот чай. – Можешь себе налить. Но не ешь весь джем – все вы мелкие одинаковые, – Уизли поставил чашку на стол. – Ты много уроков пропустил? – Зелья – но Снейпа всё равно не было, – Греческий и Гербологию. – Чтобы всё нагнал. Я поговорил с Локвудом, но не думаю, что это принесёт много плодов. Да и “поговорил”, наверное, не лучшее определение, так как большую часть беседы Локвуд стоял, согнувшись, спиной ко мне. – Здорово, – Поттер слегка повеселел. Мысль о том, что Локвуда лупил розгами префект, словно младшекурсника, его весьма радовала. С другой стороны… – Уизли? – Ммм? – тот открыл учебник по латыни и хмуро уставился туда. – Насчёт профессора Снейпа…
~***~
На следующий день, придя в Большой Зал на завтрак, Поттер первым делом нашёл глазами профессора Снейпа. Он стоял у своего места, пока не дали разрешение садиться, но даже когда можно было приступить к еде, ему не особенно хотелось. По правде говоря, Снейп пугал его, при чём всегда – Поттер полагал, что это было связано со вспышкой боли, которую он ощутил в шраме, когда в первый раз встретился с ним взглядом. И всё же… Некоторые преподаватели – и завхоз Филч – регулярно били их розгами и палками, для поддержания дисциплины. Снейпу это даже не требовалось. Насколько Поттер знал, он ни разу и пальцем никого не тронул – уж точно не его, – но любого нарушителя мог заставить почувствовать себя так, что он сам жаждал оказаться в одной из жутких колб Снейпа в заспиртованном виде.
~***~
Лето тянулось долго, как и всегда, и ничего не происходило. Поттер иногда думал, не лучше ли ему было бы с дядей и тёткой, но потом вспоминал ремень дяди, неодобрение тёти, гробовое молчание за обеденным столом и чулан, где жил до одиннадцати. Он знал, что как бы ни донимала его скука, как бы ни ненавидел он изучение тёплыми летними днями грамматических времён латинского или все возможности использования мозгов саламандры, всё могло быть куда хуже. Были дни – много дней, – когда он мечтал, что окажется сыном какого-нибудь заморского принца, и тогда его бы забрали отсюда – жить с теми, кто любил и принимал бы его. Но он знал, что этот воздушный замок тем лишь и был. Иллюзией. Он был Гарри Поттером, ничего не знающим о родителях, кроме их фамилии, и чьи единственные родственники не желали терпеть его в своём доме, считая малолетним убийцей. Он вернулся к списку возможных использований саламандровых мозгов, сменяя фантазию об американском миллиардере на ту, что была о заморском принце. Сюжет был везде один: он просто менял имена. Урок наконец-то закончился, и класс распустили. Поттер направлялся к общей спальне, чтобы сложить там учебники, когда его остановили. Снейп. Поттер выдернул себя из страны грёз и выжидал. Снейп изучал его мгновение, как будто оценивал имущество, а затем произнёс: – В шесть, в моих покоях. – Да, сэр, – ответил Поттер. Не было смысла притворяться, что он не понял.
~***~
Он остановился перед дверью в комнаты Снейпа. Они были в одном из коридоров подземелья – промозглом, тёмном, подсвеченном лишь парой факелов. В общей гостиной никто не спросил, куда он пошёл. Уизли Секстус был летом дома, а больше никому и не было дела. Поттер помнил, что когда его отправили в школу, его дядя как раз собирался подключать электричество. Он решил, что сейчас всё уже наверное готово, и задумался, каково это. В Хогвартсе не было даже газа: снаружи стояла неописуемая жара, но подземелья так и оставались ледяными. Он постучал. Прежде чем он решил постучать повторно, дверь открылась, и Снейп шагнул в сторону, пропуская его. Он раньше никогда не был в покоях Снейпа – раньше не был в покоях ни у кого из профессоров. Он огляделся кругом с любопытством. Кабинет был большим, больше, чем он ожидал. В глубине, сквозь распахнутые двойные двери, виднелась лаборатория. Она была похожа на класс Снейпа, расположенный в другом конце коридора и поменьше. В кабинете были каменные стены с полосами полок, уставленными книгами и свитками. Никаких ингредиентов для зелий. Он решил, что они, должно быть, все хранятся в лаборатории. Снейп смотрел на него, с любопытством изогнув брови, но ничего не говорил. Он закрыл дверь за Поттером и запер, буднично накладывая заклинания, чтобы дверь и оставалась запертой. – Знаешь, зачем ты здесь? – спросил Снейп. – Вы… меня… выбрали. Перси… Уизли Терциус… сказал, что Вы можете. – Он тебя рекомендовал. Вот как. Они об этом и договаривались, но было удивительно слышать, что тот сдержал слово. – Мои правила предельно просты, – сказал Снейп. – Это мои комнаты, и ты можешь приходить и уходить, когда пожелаешь. Полагаю, никто из других мальчишек не тронет тебя, пока ты под моей защитой, но гарантий нет. В ответ ты будешь доставлять мне удовольствие так хорошо, как можешь. Это ясно? Поттер кивнул. Почти то же, что было и с Перси. – И позволь уточнить: я не позволю насмехаться над собой. Если ты сделаешь меня предметом глупой шутки или слишком многое возомнишь, я тебя выпорю. Ты это приемлешь? Поттер снова кивнул. – Уверен? – А если я скажу, что нет? – спросил Поттер. – Тогда ты уйдёшь, а я выберу кого-то ещё. – О. – Поттер ожидал, что ответом будет: у тебя нет выбора. Локвуд выпустился, но он вспомнил Барнса и Чалфонта, Малфоя, двух братьев Уизли Секстуса, Крэбба и Гойла… – Тогда я согласен, – сказал он. – Да, в этой школе всё так происходит… Поттер, видимо, выдал удивление: он не думал, что кто-то из преподавателей замечал вещи, которые тут творятся. – Не думай, что все мы идиоты, – сказал Снейп. – Сюда. Поттер прошёл за ним через ещё одну дверь, которую Снейп так же запер за ними. Центром в этой комнате была кровать с простым тёмно-синим пологом на четырёх столбиках. Поттеру отчего-то комната показалась удобной и светлой. И несмотря на лето горел камин. Поттер почувствовал, как Снейп берёт его за руку и разворачивает к себе. Он взглянул в его чёрные глаза и почувствовал ладони на своих плечах. Они скользнули вниз по его рукам, ложась на талию. Мгновение он соображал, что Снейп собирается сделать, и понял лишь за миг до того, как их губы соприкоснулись. Уизли его никогда не целовал, но он помнил, как Уизли Секстус говорил, что Локвуд обожает целоваться. Поттер приоткрыл губы, вспоминая слова Уизли: если тот не полностью подчинялся, Локвуд его избивал. Ощущение было… волшебным, и Поттер закрыл глаза, глубже наслаждаясь им. Он тихо застонал и поднял руки, обвивая их вокруг шеи Снейпа. Тот отстранился. – Ты нежен… – сказал он. – Это плохо? – спросил Поттер, не понимая тон Снейпа. – Нет. Просто неожиданно. Снейп довёл его до постели, не разрывая прикосновения. Поттер отстранился: – Мне снять одежду? – спросил он. Уизли всегда требовал, чтобы он раздевался сам. – Нет, – отозвался Снейп. – Я сам сделаю это… когда захочу. – Хорошо, – и они снова целовались. Это была не та терпеливая, но усталая покорность, которую он предлагал Уизли. Поттеру было ясно, даже сквозь дурманящее желание, что он был не пассивным сосудом, но частью этого ритуала, а тот – частью его. Он чувствовал ладони Снейпа на своём теле и хотел почувствовать их на своей коже… – Пожалуйста, – прошептал он. Снейп изогнул бровь. – Нетерпеливый, – произнёс он. – Извините. – Не извиняйся. Он почувствовал руки Снейпа на застёжках своей мантии и тихо вздохнул. Ладони Снейпа разогревали его плоть, он ощущал их на своей груди, ласку на сосках, от которой он застонал громче. Снейп потянулся к его очкам и снял. – Могу я… – Мм? – отозвался Снейп бессловесно. – Я хочу коснуться Вас. – Если хочешь. Поттер не ожидал этого: Уизли не любил, когда ему отвечали. Он смотрел, как Снейп раздевается, пытаясь угадать, как выглядит его тело. Он оказался сильным, ухоженным, гладким и очень бледным. Он выглядел, как будто ни дня не провёл на солнце, что, скорее всего, было не далеко от истины. Знаком Снейп приказал Поттеру лечь на постель. Та была мягкой, совсем не то, к чему он привык со своей койкой. Поттер протянул руку, и Снейп накрыл его, тяжёлый, тёплый. И, что удивительно, это было прекрасно – как постель под ним, так и мужчина сверху него. Он не привык к приятному и скользнул ближе, желая большего. Снейп снова поцеловал его, и он тихо застонал. Поттер не знал, чем Снейп растягивал его. Уизли всегда довольствовался плевком, а это был не он. Что бы ни было на пальцах Снейпа, оно было скользким, не жирным, но мокрым, и, в отличие от слюны, работало прекрасно. Он ойкнул от удивления, когда Снейп задел что-то внутри него, от чего сквозь его тело словно пронёсся разряд тока. – Нравится? – спросил Снейп. – Да… О Боже, да, – ощущение повторилось, и снова, и снова, и Поттер закричал – долгим бессловесным криком, который сам услышал с изумлением. Он не думал, что способен на такие вопли. – Пожалуйста, – повторил он. Снейп устроил его так, что он оказался на спине, закинув ноги на плечи Снейпу, поддерживаемый подушкой. Он поднял глаза, глядя Снейпу в лицо под этим странным углом, из-за которого тот походил на одну из гаргулий в коридорах Хогвартса, и постарался не улыбнуться этой мысли. – Не ласкай себя и не закрывай лица, – сказал Снейп. Поттер кивнул и лёг на собственные ладони, чтобы избежать искушения. Он ждал, что проникновение будет болезненным, как и всегда, но ошибался. Член Снейпа коснулся той удивительной точки внутри него, и у него просто отвисла челюсть. Тот задел её снова, и Поттер сжал свои ладони в кулаки под собой, врезаясь в кожу ногтями. Лёгкая боль позволила ему держать себя в руках, пока Снейп не взял в руку его член и не начал ласкать в такт собственным толчкам. Поттер иногда сам так делал, но никто прежде не делал это с ним, и это было совершенно иначе. Это была его последняя связная мысль, прежде чем наслаждение захлестнуло его.
~***~
Он открыл глаза и обнаружил, что Снейп лежит рядом с ним. Выглядел он слегка позабавленным, и Поттер почувствовал, что краснеет до корней волос. Он произнёс: – Я был… я был ничего? – Ты был очень неплох. – А, хорошо. – Хотелось бы, чтобы ты и в Зельях был так же талантлив, но… нельзя иметь всё сразу. Поттер вздохнул. Он уже размышлял, входило ли в их сделку прилагать больше усилий к его самому ненавистному предмету. Вместо этого он спросил: – Можно мне остаться? – Конечно. Я сказал, что ты можешь уходить и приходить, когда пожелаешь. – Можно вопрос? – Изволь. Что ты хочешь знать? – У всех преподавателей есть мальчики, как я? – У большинства. А что? – Снейп казался немного удивлённым. – Просто любопытно… И у директора? – Да, – отозвался Снейп. – Диггори его. Поттер на миг задумался. Да, он припоминал его. Префект Хаффлпаффа, с прекрасной кожей и оленьими глазами. – У профессора МакГонагалла? Снейп слегка нахмурил лоб: – Да, его мальчик – Шонесси, – сказал он. Поттер вспомнил очень элегантного синеглазого юношу из Рэйвенкло с золотыми волосами. – У МакГонагалла всегда был отличный вкус, – продолжил Снейп. – У профессора Блэка? – втайне, Поттер был немного влюблён в профессора Блэка. – Как ни странно, нет. Его интересует только мистер Люпин, из чего следует логичный вывод, что и у Люпина мальчика нет. – Снейп сделал паузу, потом добавил: – Блэк и Люпин довольно странные, и я посоветовал бы держаться подальше от них. – О. – Поттер откинулся назад и закрыл глаза, а затем придвинулся ближе к теплу тела Снейпа. Он не открыл глаза проверить, был ли он прав, но в ответном движении рядом с ним чувствовалось удивление.
В институте у нас есть практика: нам дают пару строчек n-ного автора, а мы продолжаем вслед за ним, как будто пишем отрывок из середины законченного романа -- будто знаем и что до этого было, и что случится. Этюд, в общем. И 10 минут на всё про всё.
К примеру в этот раз нам дали строки: К вечеру тучи проредились. Над заводскими бараками высыпали злые холодные звёзды. Инна зябко ссутулилась на кухонном подоконнике. – Вот теперь, – шептала она. – Теперь… (и продолжаю) Вот-вот теперь должен был полыхнуть огнём горизонт, прорезая кромешный мрак багровой кляксой. Гладкое зеркало снега отразит его, рассыпаясь перед её глазами узором – красным и белым. Шипящее молчание квартиры, прерываемое лишь сухим треском неработающего радио, ждало, чтобы хоровод звуков наконец ворвался в эту тишину, разбивая её даже на самую трагичную симфонию звуков – хоть что-нибудь, чтобы не чувствовать колючих пальцев смерти, смыкающихся на шее. Огни города удивлённо мигали девушке, словно видели эту воображаемую фигуру за её спиной, и сквозь белый тюль окна-глаза казались алыми глазищами кошмарных чудовищ, которыми мама пугала её в детстве. Кошмары теперь окружали её повсюду. Красное сквозь белое. Рядом с Инной в окно так же слепо смотрела увядающая роза – тоже одна, тоже последняя. Сухая озябшая роза на грязном подоконнике. Красная на белом. Взгляд девушки был устремлён вдаль, и ей казалось, что она слышит крики и выстрелы. Где-то там теперь её братья, её друзья – и просто чьи-то братья, отцы, мужья – боролись друг против друга. Красные и белые. Началась гражданская война.
Зачем люди создают блоги? Ища ответ на этот вопрос в неохватном море интернет-дневников, я заметила. что в половине случаев людям мало что есть сказать, но они всё равно пишут, и их всё равно читают. Я не хуже. Не лучше, конечно, тоже. Совершенным незнакомцам всегда нет дела до того, что тебе есть сказать, я так думаю. И в этом состоит определённый порог, который требуется перешагнуть, начиная журнал. Потому что из простого наблюдателя -- одного из мириад, что плывут по волнам Сети, прячась в тенях и не оставляя следа большего чем укол иголки о панцирь носорога -- ты вдруг становишься тем, кто говорит, чтобы его слушали. Ты делишься с незнакомыми людьми своими идеями, мыслями, знанием, творчеством, мечтами; ты делаешь срез собственного мозга, чтобы другие поковырялись в нём и выразили своё мнение... и ты слеп. Это и есть самое страшное. Осмотр -- то, что ожидается, когда ты заводишь блог. Но перед тобой при этом -- лишь немая пустота. Тебя не знают, тебя игнорируют, тебя оставляют в пугающем одиночестве -- в том, в котором развлечь себя невозможно. Сколько месяцев прежде чем появится первый комментарий? И, конечно, это будет спам)) Ты пишешь и ты не знаешь, увидел ли это хоть кто-нибудь ещё. Даже сейчас, пока я пишу это, я чувствую себя довольно глупо -- всё равно что с пустым стулом говорить. Но то, что я делаю с этим шагом, мне необходимо. Мне нужно говорить, нужно бросить в массы "листки из своих записных книжек", потому что я -- начинающий писатель. И вы, кто бы вы ни были -- моя аудитория, появитесь вы здесь через неделю, через месяц, через год... Блог создаёт иллюзию обязанности, он будет мотивировать меня работать усерднее, чаще. Что до моего писания -- я хочу сделать его своей профессией. Зарабатывать им. Жить им. Мне 18 -- что, признаю, многие сочтут серьёзным недостатком -- но у меня есть хорошее образование (и самообразование) и голова на плечах, так что не думайте, что я будут обсуждать тут шопинг и поп-музыку, как большая часть моих сверстников. Я буду писать. Переводы, скетчи, эссе, фанфики, свои работы, рецензии, статьи в журналы... Всё, что смогу вообразить. И я надеюсь -- вы полюбите меня. Книгомирье, я иду!
"We make a living by what we get, we make a life by what we give." -- Sir Winston Churchill "Мы проживаем жизнь за счёт того, что нам дают. Мы вершим свою жизнь за счёт того, что даём мы сами." -- Уинстон Черчилль